Шёл разведчик по войне

И братья ушли в лес. В склоне оврага выкопали землянку, нанесли туда провизии, перенесли железную печку, заготовили сушняка на дрова. Затем в одну из тёмных и слякотных ночей порезали на куски телефонный провод связывавший сельсовет с районом и сожгли две скирды прошлогодней соломы. Набравшись, таким образом, опыта антисоветской борьбы, перешли к широкомасштабным акциям — стали планировать нападения на машины, убийство красноармейцев, советских и партийных активистов, поджог сельсовета. Но для этого нужно оружие. Пока придумывали как добыть оружие, изнасиловали и утопили в болотной трясине двенадцатилетнюю дочку председателя сельсовета, в поисках отбившейся от стада коровы, неосторожно зашедшую глубоко в лес. Так что немцев они встретили не с пустыми руками, было о чём доложить.

Гуннар сразу же записался в эстонский охранный батальон действовавший в составе 611–й фельдкомендатуры. И под Псковом успешно продолжил начатое: жёг дворы, участвовал в расстрелах патриотов уличённых в связях с партизанами или с Красной Армией, не пропускал мимо себя русских и любой иной национальности женщин, особенно предпочитал молоденьких девушек и даже девочек. И однажды под новый год нашли его насмерть замёрзшим, нагишом привязанным к дереву.

Калью около двух месяцев провёл в учебном лагере.

А в действующую часть, в один из эстонских батальонов на левом фланге группы армий «Север», попал в декабре, на небойком направлении, в стороне от основных военных дорог. Определили его вторым номером пулемётного расчёта. Позицию они занимали выгодную, на высоте, восточная пола которой, обращенная к русским, спускалась на зыбкую подболоченную необильными, но многочисленными ключами луговину. За луговиной, там где земля была повыше, располагались русские окопы. Обе стороны активных действий не вели, так постреливали друг в друга для острастки и готовились одни к наступлению, другие к обороне.

Однако, в середине декабря русские предприняли несколько безуспешных попыток взять высоту. Какой — либо тактической, а тем более стратегической необходимостью объяснить это было невозможно: фланги немцев ушли далеко вперед, а здесь русских не трогали только потому, что никакой угрозы они не представляли и было не до них: группа армий «Север» рвалась к Волхову и к Ильмень — озеру. Подумали, не отвлекающий ли это маневр. И на всякий случай, укрепили пулемётные гнезда и пополнили боезапас. И не напрасно.

Девятнадцатого декабря, рано утром, без артиллерийской и какой бы то ни было подготовки, прямо с марша, перебравшись через свои окопы, пренебрегая обходными маневрами и прочими военными хитростями в лобовую атаку пошли люди в черных бушлатах, сопровождаемые непонятным гулом. Штрафники.

Когда они подошли ближе, можно было различить, что гул, это изрыгаемая десятками и сотнями глоток ругань. И вой, похожий на звериный.

Первая волна атаки полегла в болотистой луговине. Но следующие волны, цепь за цепью, поднимались по холму выше и выше. Пулемёт перегревался, кончались патроны. Калью, по приказу Артура Салло, своего первого номера, принёс ещё один пулемёт и несколько коробок с пулемётными лентами. И пока Артур стрелял из нового пулемёта, Калью обкладывал снегом прежний, чтобы быстрее остыл.

Ойкнув, как будто громко икнул, Артур опустился на дно окопа. Убили. А русские шли и шли под вой и крики. Тогда к пулемёту стал Калью.

Стрелял, стрелял, стрелял. Когда же пулемёт перегревался, совал его в снег остыть и стрелял из другого. Он не помнит сколько раз так сменил пулемёты. Ладони от ожогов и непрестанной тряски пулемёта покрылись волдырями и кожа с них стала слезать.

Русские шли в атаку уже по трупам своих товарищей. И вблизи окопа, ложились друг на друга слоями. Один слой, второй… Уже невозможно было хоть что — то разобрать в их крике и вое, видны были на серых перекошенных лицах широко раскрытые черные рты. И третий слой стал складываться. Но всему есть предел. Подошёл к нему и Калью Лайне. Не выдержал такой обильной смерти. И заголосив перенятым у русских воем, бросился прочь из окопа.

Перехватили его в тылу, километрах в двадцати от передовой. Поначалу пригрозили военно-полевым судом, но быстро разобрались, что нужен ему не судья, а психиатр. К тому же и в воспитательных целях суд мало что дал бы — победителей, как известно, не судят. Русские солдаты лишь двое суток смогли продержать высоту. А командиры, пославшие их на смерть, только успели доложить о боевом подарке ко дню рождения Великого Вождя. Двадцать второго декабря высота была окружена и русский гарнизон полностью уничтожен. Обозлённые немцы пленных не брали.

Калью после того возненавидевший и войну и оружие, бродил по земле, подходил к каждому военному и, грустно и ласково заглядывая в глаза, уговаривал его бросить оружие и не стрелять в людей. Когда от него старались отделаться более или менее мирно, объясняя.

— Я не в людей, я во врагов стреляю.