Шёпот зверя

Вэл хотела раздвинуть черный мех и увидеть ярко-алое пылающее сердце, желала протянуть руку и коснуться нежной ранимой оболочки – хотела сделать это и иметь возможность делать это всегда, даже через тысячу лет.

Они лежали рядом какое-то время, а затем Раза пошевелился, и Вэл вопросительно приподняла голову, смотря в усталые черные глаза.

– Иди сюда, – позвал ее Раза, и Вэл потянулась к нему за легким поцелуем. Он повернулся, глядя на Вэл внимательным, слишком серьезным и немного пугающим взглядом.

– Все в порядке? – неуверенно спросила она, осторожно протягивая руку и касаясь бледного лица. – Выглядишь ты неважно. Ложись спать.

Раза не ответил, прикрыл веки и подался вперед, вжимаясь лицом в грудь Вэл. Она, смущаясь бешено стучащего сердца, обняла его, прижимая к себе.

Когда Раза заснул, она еще долго лежала, поглаживая кончиками пальцев горячую бархатную кожу.

Сон упрямо не шел.

Вэл, погруженная в свои мысли, призывала утро, мечтая прервать нескончаемую пытку. Она думала о многом, понимая, что любые ночные думы будут казаться ранним свежим утром глупыми и преувеличенными. Но все же одна мысль не давала ей покоя.

Неужели это правда? Неужели большой страшный серый волк из сказки склонился перед маленькой девочкой в красном шерстяном плащике? Неужели возможно переписать сценарий древней, как мир, истории? Возможно ли, что злой волк оказался вовсе не злым и не волком, а просто очень одиноким псом, жаждущим того же, чего желает каждое разумное живое существо? Неужели все по-настоящему, а выдуманная сказочная реальность не сон?

Размышления прервал громкий, настойчивый стук в дверь.

Глава 30

К вечеру от подступающей истерики Вэл останавливало немногое: внутренняя вера в то, что все происходящее каким-то волшебным образом прекратится, Раза посмотрит на нее своими черными глазами и протянет руку – как тогда, когда они впервые встретились близ Гиблой топи. Но с каждым прошедшим часом, все дальше отдаляющим от той сказочной реальности, в которую почти поверилось, Вэл понимала, что мечтам не суждено сбыться.

Услышав неприятно режущий слух скрип двери, Вэл отреагировала почти мгновенно, вскидывая голову и хватаясь руками за толстые ржавые прутья решетки.

– Ну что, девчонка? – насмешливо произнес рослый, широкий в плечах мужчина с рыхлым отечным лицом и густой черной бородой. – Я тебя предупреждал, что это твой последний шанс.

– Дайте мне поговорить с ним! – Вэл прижалась лицом к холодному металлу решетки. – Пожалуйста!

– Значит, нет? Ты же понимаешь, что могла бы значительно улучшить свое положение, если бы призналась во всем. – Факел встал в крепление на стене, освещая помещение и бросая на лицо стражника быстро мелькающие тени.

– В чем? Я даже не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнула Вэл, нисколько не кривя душой. Она устала задавать себе вопросы, на которые не могла ответить.

– А я не понимаю, почему ты так настойчива? Никто не оказывается здесь просто так. Зачем упрямиться и отрицать очевидное?

Вэл промолчала, до боли кусая губы. Действительно – зачем, если против ее ничего не значащего слова стояло много весомых фактов.

Например, что она человек в мире, наполненном вовсе не людьми.

– Мне нужно поговорить с Раза, – упрямо проговорила Вэл, упираясь лбом в ржавые прутья. – Почему я не могу этого сделать?

Мужчина с искренним удивлением приподнял густые мохнатые брови.

– А тебе не приходило в голову, что, может быть, он не хочет говорить с тобой?

Вэл подняла изумленные глаза, смотря в лицо чернобородого стражника. Сердце неприятно дернулось, болью отзываясь под ребрами.

– Что? – тихо прошептала она, облизывая сухие губы. – В чем меня обвиняют?

Мужчина не ответил, оглядываясь на распахнувшуюся дверь.

– Яниса… – растерянно произнесла Вэл, наблюдая, как длинный подол платья скользит по каменному полу.

День, обещающий быть чудесным и наступления которого Вэл так отчаянно ждала, ворочаясь с боку на бок и стараясь не разбудить мирно спящего рядом Раза, превзошел все ожидания.

Уже позже Вэл не раз думала о том, что, возможно, все дело в личном невезении. Невезении, которое как клеймо приклеилось к ней с самого рождения.

А иначе как объяснить то, что она снова потеряла все, приобретенное с таким трудом?

Младенец, плавающий в утробе своей матери, наполненный теплом и убаюканный ритмичным стуком ее сердца, вынырнул в холодный, неприветливый мир и оказался лишенным самого главного – любви, которая должна была принадлежать ему по праву.

Но Вэл повезло, и она не оказалась в сточной канаве, где ее участь была бы предрешена, или среди голодных, битых детей сиротского приюта.

И впереди забрезжил свет – слабая надежда, которой предстояло стремительно угаснуть, когда жадное, всегда голодное пламя сожрало бордель Мадам вместе с возможным, пусть и не самым достойным, будущим девчонки.