Я испытываю мгновенный укол зверя, по имени совесть, но потом Шипучка неловко шевелится и полотенце спадает с белого плеча.
И я понимаю, что буду еще утешать сегодня. А то как-то недостаточно. Вид у нее такой. Словно… Не до конца утешил.
Надо исправлять.
14. Сейчас
Я тебе не буду сниться.
Ты мне — тоже…
Из клиники я ухожу, как только получается стоять, не падая от головокружения.
Это происходит примерно через неделю после того, как закрылась с грохотом дверь за Олегом. Все это время он не звонит, не пишет, не приходит.
И это, наверно, правильно. Это — единственное правильное в нашей дурацкой, затянувшейся на целую жизнь ситуации.
Я старательно не думаю о произошедшем, хотя пока даже сама мысль о том, чтобы выйти в смену и опять заходить в темные парадные, вдыхать алкогольную вонь чужих квартир кажется настолько дикой, что я реально начинаю бояться за себя.
Все же психологическая травма имеет место быть. Это я, как медик, прекрасно понимаю.
И малодушно надеюсь, что все само рассосется. Ну как-то же рассасывалось раньше? И не такое даже.
Конечно, Сухой не был бы Сухим, если б все реально пустил на самотек. Васю я видела за это время несколько раз. И вопрос оплаты лечения не стоял, естественно. Да я и не пыталась выделываться.
Смысл? Я не питаю ненужных иллюзий. Мы с Сухим на всю нашу гребанную и уже такую длинную жизнь связаны.
Иногда думаю, а что было бы, если б он однажды просто… Ну… Не приехал? Нашел себе в своей Германии какую-нибудь золотоволосую длинноногую модель… И выкинул уже меня из головы.
Скучала бы я? Нет, не так.
КАК СКОРО я начала бы скучать?
Подыхать без него?
Хотя нет. Подыхать — это пройденный этап. Это уже было. Давно.
И да.
Не подохла.
Прекрасно себя чувствую.
Нормально.
Обычная, практически сорокалетняя женщина, с изматывающей работой и пустой жизнью. И иллюзией своей нужности на этой работе.
Хотя, тут я реально нужна.
Загремела в больницу, коллеги, наверно, отдуваются. Штат-то у нас оптимизированный. И очень даже серьезно оптимизированный.
За это время мне звонили практически все.
Да даже водитель отличился, чего я от такого бирюка вообще не ожидала.
Это к вопросу иллюзий нужности.
Выхожу на порог клиники, прищуриваюсь на хмурое небо.
Нормальная питерская погода. Отличная даже. Главное, чтоб дождь не зарядил.
— Ольга Викторовна… — меня осторожно трогают за локоть. Поворачиваюсь без удивления. А чего удивляться?
Всего лишь Вася. Ставший за время нашего многолетнего знакомства еще массивнее и внушительнее.
— Что, Вась?
— Позвольте вас отвезти.
Я смотрю на него. И даже без злости. Он — неплохой мужик, вообще-то. И даже человечный. Насколько может быть человечным такой… Хмм… Человек.
И знаю, что могу отказаться.
И тогда начнется цирк с конями под кодовым названием «Уговоры Васи». А это зрелище не для слабонервных.
Поэтому я киваю, позволяю поддержать себя под локоть и усаживаюсь в черный, средней высоты кроссовер. Похоже, специально для моей доставки его приперли сюда. Васина предусмотрительность не знает границ. Клиренс у машины ровно такой, чтоб раненая в бок я могла, не напрягаясь, сесть в нее.
Рана дергает. Но не болит. Мне повезло. Как обычно, чуть выше, чуть ниже… А так только крови много потеряла. И еще примерно месяц больничного приобрела.
Ну вот и замечательно. За этот месяц я как раз немного приду в себя.
Смотрю в окно на знакомые, миллион раз объезженные улицы города. Капли на стекле. Дождь. Ну конечно же, куда без него?
Возле дома Вася со всеми предосторожностями вынимает меня из машины и сопровождает к квартире.
А потом просто уходит. Даже не передав привет от своего хозяина.
Я не знаю, радоваться этому, или огорчаться.
В квартире я привычно смотрю на себя в огромное старинное зеркало в резной массивной раме.
Ну что, Олька, живем дальше?
Хмурая женщина, с первой сединой в темных растрепанных волосах и уже, наверно, навсегда укоренившейся складкой между бровей, кивает.
Живем.
Я захожу в комнату.
И понимаю. Что нет.
Не живем. Никак не живем.
Потому что на столе, в привычной прабабушкиной вазе стоят ромашки. Большие, белоголовые, с желтыми сердцевинками.
Они свежие. Видно, что стоят здесь совсем недавно.
То есть, он все время держит руку на пульсе.
И Игнат ему сразу сообщил о том, что я хочу покинуть клинику.
Сухого, наверно, даже в городе нет.
Но ощущение, что он здесь, рядом.
Я даже оглядываюсь невольно на дверь спальни. Словно жду, что он выйдет сейчас. Посмотрит на меня, как обычно, прищуренно, скажет свое «Привет, Шипучка».
И я растаю. Опять. Забыв обо всем, вообще обо всем на свете!
Как всегда, до этого.
Я подхожу к столу, трогаю нежные лепестки пальцами, глажу. Конечно, он их не сам ставил сюда. Но, черт… Так хочется отчего-то думать, что Олег выбирал цветы, так же, как и я сейчас, касался их своими сухими сильными пальцами…
Очень хочется.
Я сажусь на диван, смотрю на букет. И припоминаю, как он приехал ко мне, десять лет назад. Прямо сюда. Небритый и изможденный. Пахнущий дорогой и зоной.
С ромашками. Это была зима. Как нашел ромашки? Хотя… Тогда это уже было проще сделать.