Читаем Шипучка для Сухого полностью

Шипучка для Сухого

Когда перед глазами начинает расплываться белая скатерть, я понимаю, что плачу.

И настолько это глупо в такой ситуации, что я тут же прекращаю.

Зло вытираю лицо, иду умываться и ставить кофе.

У меня, вообще-то, масса дел.

В холодильнике, наверняка, шаром…

И кофе… По-моему, как раз закончился.

На кухне понимаю, что Вася в своем репертуаре, и о пище насущной мне в ближайшее время не придется переживать. И о кофе тоже.

Тогда я ставлю турку, и, пока готовлю, открываю новостной портал в телефоне.

И от первой же новости становится неожиданно трудно дышать.

Я смотрю в экран, борясь с желанием смахнуть фотографию прочь и сделать вид, что никогда этого не видела.

Угораздило же меня именно в этот момент зайти сюда…

Теперь уже не спрячешься.

Олег очень хорош. Очень.

Ему идут костюмы, которые он носит с небрежностью потомственного аристократа. Ему идет легкая приятная улыбка. Она делает лицо моложе и говорит о том, что ее обладатель, вообще-то, неплохой мужчина. Тут главное, в глаза не смотреть, чтоб не обратить на себя внимание зверя.

Я вот посмотрела когда-то. На свою голову.

Я и сейчас смотрю. На него. Высокого, подтянутого.

И спутница у него под стать нормальному аристократу. Тоже высокая, сексапильная блондинка. Никаких надутых губ. Никаких пошлых пластик. Все очень достойно и естественно.

Такие женщины не могут быть любовницами. Только женами. Или, на худой конец, невестами.

Эта, например, невеста.

Очень четко подпись под фотографией дает понять. Я тапаю на ссылку.

Хельмут Троскен, глава международного холдинга.

И его невеста. Магда Верховец. Модель, благотоворительница, активистка и просто красавица.

Прекрасная пара.

Они подходят друг другу.

Гораздо больше, чем мы.

Я тебе не буду сниться.

Ты мне — тоже.

Все слова для нас — убийцы.

Шрамы к коже.

Все, что с нами раньше было –

Наносное.

Нет, с тобою не могли мы

Жить в покое.

Ничему уже не сбыться.

Все забуду.

Я тебе не буду сниться.

Нет. Не буду.

М. Зайцева.

<p>15. Примерно двадцать лет назад</p>

Не нарушай наш тихий мир,

В нем так легко щебечут птицы…

— Шипучка, у тебя вообще бывают нормальные выходные?

Олег лениво гладит меня по спине, пальцы пробегают, немного нервно и отчетливо обрисовывая каждый позвонок, спускаются к ямочкам над ягодицами, чуть щипают.

— М?

Я лежу, не отвечая. Не хочу разрушать момент выяснением отношений. И без того каждый наш разговор этим и заканчивается обычно.

А мне безумно хорошо сейчас. Тело все еще, кажется, подрагивает от удовольствия.

Никогда не думала, что так может быть.

Конечно, я, как медик, да и как любой нормальный современный человек, понимаю все химические процессы, протекающие в организме во время секса. Да, люди — биороботы, здесь все понятно. И понятно, почему при поцелуе выделяются эндорфины. И понятно, почему тело привыкает и хочет все больше и больше удовольствия.

Но понимать — это одно. А вот испытывать…

Мы с Олегом встречаемся уже месяц.

И за месяц он настолько меня приучил к себе, к сексу, что порой страшно становится. Это как наркоман начинающий, наверно.

У него в голове еще есть мозг, и в этом мозгу есть понимание того, что в бездну летит. И в то же время тот же самый мозг не дает отвыкнуть. Не позволяет остановиться. И осознание того, что ты — в глубокой заднице… И дальше может быть только хуже… Оно бесценно. Ошеломительно. Жутко. И заводяще.

Я понимаю, что он за человек. Тоже не дура совсем уж. Я понимаю, что надо держаться от него подальше. Инстинкт самосохранения все же работает, несмотря ни на что.

И в то же время остановить это все не могу.

Да и он не позволяет.

В то, первое наше утро, когда я проснулась от его голоса, доносящегося из кухни, осмотрела себя, разворошенную, измятую постель… Когда вспомнила, что он делал со мной этой ночью…

Вот тогда надо было заканчивать.

Именно на той эмоции стыда, ужаса. Именно на том ощущении боли в промежности, натертой кожи, потрескавшихся губ. Именно тогда.

И я собиралась. Честно собиралась.

И даже встала.

И даже пошла на звук его голоса.

Да так и замерла, застыла у косяка, глядя на него.

Эта картина до сих пор перед глазами.

Олег стоит спиной, у окна, говорит по телефону. Голос, жесткий, резкий. Слова… Русские. Это все, что я могу сказать.

Он в одних джинсах. Голая спина, с вязью татуировки. Синей, видно, что тюремной, но очень тщательной. Что-то сложное: узоры, розы за колючей проволокой, иконы… Мышцы, не ярко выраженные, сухие, жесткие. Руки крупные, крепкие. Плечи широкие. Короткая стрижка.

Опасный человек. И даже со спины видно это.

Очень. Очень опасный.

Я делаю шаг назад, пытаюсь спрятаться в глубине коридора.

Но он, словно почувствовав что-то, поворачивается.

И я опять замираю. Потому что глаза у него…

Я, наверно, впервые такое вижу.

Жесткие, жестокие. Он сейчас ругался с кем-то, говорил грубо и отрывисто. И в глазах был — лед.

Смерть.

А потом он увидел меня.

И моментально. Вот в ту же секунду…

Тепло. Так тепло. Обволакивает меня, греет, до легкого жжения.

Восхищение, нежность, внимание, легкая тревога…