Широки Поля Елисейские (СИ)

- Фируз, - пробормотал я, - мне ведь и так и эдак уходить надо. Хоть через воду, хоть через пламя, хоть через какой-нибудь другой экстаз. В аду меня, наверное, совсем заждались: такой, знаешь, малый филиал широких Елисейских Полей. Не очень-то блаженный, как вспомню, но почти дом родной. Там ещё хозяином этот... как его... Вольф почти что Моцарт?

Он поднял на меня свои огнистые глаза:

- Я тебя не выпущу. До тех пор, пока не уйду в Поля сам.

А ведь вправду может, подумалось мне. Не пленить, это полбеды, а дезертировать. Набрал за триста лет тёмной энергии для переправы.

- Собака на сене, - вырвалось у меня. - Сама не ест и другим людям не позволяет.

- Что-о?

- Фируз, ты ведь пообещал меня слушаться.

Он моргнул раз, другой. Вот уж не думал, что сверхлюди так несообразительны!

- С моей казнью как-нибудь утрясётся. Не завтра ведь и не послезавтра, верно? А сегодняшняя ночь - она сегодня. И моё желание - одинаково с твоим.

И добавил:

- Мне гореть недолго, а тебе без меня - всю жизнь. Что с того, что нам достанется лишь крупица счастья? Если оно истинное, можно растянуть его на вечность.

Тут он понял. Мы стиснули друг друга в объятиях, и если Фируз не сокрушил мне рёбра, то лишь потому, что от моей удесятерённой силы ему досталось не меньше.

- Идём, - тихо и хрипло проговорил он. - К тебе. Ко мне. А, куда угодно!

Думаю, одного шествия по здешним кулуарам с пьяно танцующим фонариком в одной из четырёх рук было достаточно, чтобы вчинить нам иск за злостное нарушение морали. Мы доплелись до его комнат и рухнули во что-то упругое и гладкое прямо за порогом.

Светильничек примолк, зато глаза моего любовника загорелись алым. В этом свете мы вслепую шарили внутри оболочек, одно отбрасывали, третье сдирали с мясом, в десятом путались. Дыхание пресеклось, в ноздрях клубился пуховый туман, сердце бухало под самым горлом.

Тут на меня налегли, выбив из груди остатки воздуха, и пронзили, точно девственницу. Грубо, немилосердно - и я понял, что именно того хотел сейчас всей душой и плотью. С самого начала хотел.

- Липкое, - пробормотал я. - Это кровь?

- Да. Моя, - ответили мне.

Потом я повернулся на спину и огляделся. Огня для такого почти хватало.

Где-то вдалеке смутно светилась дверь. Островки скомканной одежды возвышались на гладкой, как бы водной поверхности. Мы перекатились к основанию широкой кровати с балдахином, как бы каморы в каморе, но взобраться на неё, по-видимому, нам не хватило сил и времени. Парчовое покрывало было натянуто без единой складки, полог расправлен так, чтобы закрыть изголовье с боков. В изножье было брошено несколько подушек, сосчитать их казалось не проще, чем булыжники в японском саду камней. Во всю длину одной из колонн повисло нечто тонкое, глянцевитое... По-змеиному хищное.

Я привстал, чтобы лучше видеть. Пол под рукой мягко прогнулся.

- Местный каучук, - объяснил Фируз, чуть придерживая меня за плечи. - Как и повсюду, только высшего сорта.

Сам он без усилий перекатился из лежачего положения в позу лотоса.

- Нет, вот это.

- Кнут с такой же сердцевиной в оплётке гладкой кожи. Без какого-либо металла, который мог бы ранить или исцелить человека или Мерцающего. Раньше таким добывали подлинную правду, изредка бывала и подноготная, ничуть не хуже. Но это совсем другая сказка, - говоря это, он ухмыльнулся.

- Зачем тебе?

- Для личного ублажения. Бороться с блажью и соблазном.

Он специально нанизывал синонимы и подпускал двусмысленности, чтобы слегка меня побесить. Это меня утешило: кажется, мой возлюбленный мало-мальски пришёл в прежнюю норму.

- Соблазном? Чьим? Положим, ты себя частенько таким потчуешь. В том нет секрета ни для кого. Но вот стоило тебе заговорить о блажи - и я вспомнил одну несуразицу.

- Какую?

- Твои отцы-пустынники и жёны непорочны плюс отроки в белых перьях. Примерно так.

- И что?

- Ты же ведёшься от одних парней, а оплодотворяешь из чувства долга.

Он рассмеялся.

- Конечно. Только если супруг не может подарить потомство, супруге положено с ним развестись. Я имею дело со свободными от уз и забираю себе редкие плоды соития. Однако брак в Сконде - удивительная вещь. Случаются крепкие пары на всю жизнь. Бывает несколько жён у одного успешного мужчины, а бывают и жёны-многомужницы, так что получить обыкновенное людское дитя ни у кого из них нет проблем. Но нередко и супруг всем хорош, и супруга возлюблена, да детей не зачинается. Брать с улицы нелепо и опасно. Переделать договор так, чтобы взять помощника мужу, - хлопотно и не всегда разрешают. Вот и едут на поклонение Великой Матери всякие прелестные паломницы. А я ж не камень, мне и сострадание бывает свойственно. Вот с этим соблазном и борюсь, а никак не с похотью.

- Послушай, а отчего не поспособствовать зачатию так, чтобы всё шито-крыто?