Широкий угол

В последнее время я был так занят своими делами – работой в Бэк-Бэе, планами на будущее, побегами на океан с тетей Сьюзи, – что совершенно не замечал трудностей, с которыми приходилось сталкиваться родителям. Мистер Тауб часто заявлялся к нам домой без предупреждения, и я не раз слышал, как он распекает отца. Кажется, он жалел, что отдал Карми в нашу семью, но по закону за Карми теперь отвечал мой отец. «Если ему так хочется самому заниматься сыном, то что ж он его у себя не оставил?» – взорвался папа как‐то вечером. Судя по всему, единственными, кто ни о чем не жалел, были мои родители: они гордились, что заполучили Карми, были счастливы, что завоевали его сердце, и раны, которые нанес им я, затянулись.

– Тебе не за что себя винить, – сказал я Карми. – Ты попал в дерьмовую ситуацию, это просто случилось, и все. Главное – сохранять спокойствие, от этих приступов тебе лучше не станет.

– Ты не понимаешь. Я вот-вот с ума сойду!

– Но мы же здесь! Ничего плохого с тобой не случится, ведь с тобой я, мои родители и…

– Никого со мной нет, Эзра. Никого.

– Зачем ты так говоришь?

– Затем, что это так. Если я тебе объясню, почему мне так плохо, ты больше знать меня не захочешь и исчезнешь из моей жизни. Уедешь в Нью-Йорк и даже думать обо мне забудешь.

– Зря ты так. Ты же лучше меня знаешь, что это не так. Ну, давай, почему тебе плохо?

Я видел боль на его лице. Карми был в ужасе, но я чувствовал: он на что‐то решился. Только я не понимал, почему он так меня боится. Что он такого натворил? На долю секунды мелькнула жуткая мысль, слишком страшная, чтобы быть правдой: если смерть матери оказалась для Карми настолько выгодна, уж не он ли?..

Нет, нет, нет, такого и быть не может, Карми чистый, чувствительный парень, его все любят, он бы ни за что ничего подобного не сделал, думал я и стыдился, что мне пришла в голову настолько отвратительная идея.

– Обещаешь, что не станешь меня осуждать? – после долгой паузы спросил Карми едва слышно.

– Обещаю, – прошептал я.

– Насколько я могу тебе доверять, Эзра?

Казалось, это просто слова, но в них таилась целая вселенная мыслей, страхов и решений, которые Карми предстояло принять. Говорил он медленно и с опаской.

– Карми, ты можешь доверять мне целиком и полностью.

Прошла целая вечность, прежде чем он заговорил снова, и в его глазах видна была пропасть между мыслью и действием. Казалось, Карми придется карабкаться по скользкой, заросшей колючками скале, чтобы произнести то, что уже вертелось на языке.

– Есть кое‐что… Кое-что, о чем я никому никогда не рассказывал. Оно меня пугает, но оно со мной, и я ничего с этим сделать не могу. Оно постоянно напоминает мне о себе и иногда оказывается сильнее меня. Порой я думаю об этом, пока мозг не начинает взрываться, и ненавижу, ненавижу себя и ненавижу Бога за то, что сделал меня таким. А иногда я об этом не думаю – просто знаю, что оно во мне, и мне это кажется таким естественным… не знаю даже, как объяснить.

– Карми…

– Нет, подожди. Я стараюсь, – и он снова повторил, что старается, словно пытаясь убедить себя, что это и правда так. – Просто мне так… сложно.

Я не знал, что сказать. Я ведь уже заставил его заговорить, и теперь все зависело только от него самого.

– Я не знаю, когда это началось, да, в общем, это и не начиналось никогда. Я просто всегда знал, что это часть меня, но теперь уже не могу больше от себя ее скрывать. И мне хочется постепенно перестать скрывать ее и от тебя тоже, ведь ты – лучший человек из всех, кого я встречал.

– Вот уж повезло тебе, – иронично заметил я.

– Да я серьезно. Эзра, ты удивительный. Твое терпение и то, как ты хочешь мне помочь, как гостеприимно меня принял, когда я переехал к вам…

– Мне это в радость.

– Я тебе благодарен. Ты дал мне увидеть, что между черным и белым есть еще что‐то. Я пока не понял, что именно, но знаю, что‐то там точно есть. – Карми почувствовал в темноте мою улыбку и тоже улыбнулся. – Эх, если бы я умел так же находить выход, как ты…

– Звучит так, как будто ты намного старше, чем на самом деле. Всегда найдешь чем удивить.

– Но ты вообще понимаешь, о чем я?

«Честно сказать? Нет», – подумал я, но промолчал.

– Не понимаешь же, правда?

– Дерьмово, да?

– Ага.

Мы помолчали, думая каждый о своем. Я зевнул во весь рот и вспомнил, что уже почти три часа ночи, а завтра вставать в школу. Но, как ни хотелось растянуться на кровати и снова заснуть, мое тело оставалось неподвижным, а уши внимали словам, которым еще только предстояло родиться.

– Помнишь, тогда вечером, после пасхального седера, я тебе сказал, что не такой, как все?

– Ага.

– Так вот, ты подумал, что «не такой, как все» – это я типа бунтую. Но я не это имел в виду.

– Не это? А что?

– А то, что я правда не такой, как все. Есть кое‐что, что делает меня практически… практически противоположностью тебе и всем, кого я знаю.

– Противоположностью? – переспросил я.