Широкий угол

Закончился мой испытательный срок (во время которого Вивиану с командой пригласили снимать для Колумбийского университета портреты десяти самых многообещающих выпускников), и мне было объявлено, что в ближайший понедельник мы летим во Флориду делать фотосет для обложки какого‐то журнала. Снимать предстояло Дилана Ралстона, шотландского магната, обладателя гигантской коллекции наручных часов, а в свободное время – тренера по гольфу. Вивиана сказала, что мы уедем в понедельник на рассвете и вернемся ночью в среду. Об этом проекте я узнал всего за несколько дней до отъезда и почти случайно, он накладывался на смены в баре, а за последние пару недель я и так слишком часто просил подыскать мне замену на вечер. Предстояло сообщить боссу, что ни в понедельник, ни в среду вечером меня не будет, да и о планах Вивианы на конец недели я понятия не имею.

Я решил, что делать из этого трагедию бессмысленно, и в пять утра в понедельник был у входа здания, где размещалась студия Вивианы. Там меня уже ждал Трейвон.

– Опаздываешь, – спокойно отметил он вместо приветствия.

– Привет, – проигнорировал я его замечание.

Мы поднялись на восьмой этаж и вошли в студию, не нарушая священной тишины. На улице было еще темно, и помещение, всегда так ярко освещенное, а теперь погруженное во тьму, которую нарушали лишь неоновые отблески с улицы, выглядело сюрреалистично. Мы с Трейвоном вынесли на улицу сумки и чемоданы с оборудованием, автомобиль с Вивианой, увлеченно строчившей что‐то на айфоне, ждал нас уже у подъезда.

В самолете нас с Трейвоном посадили рядом. За всю дорогу до аэропорта Кеннеди и во время регистрации мы не сказали друг другу ни слова, так что, судя по всему, меня ждал приятнейший полет с невероятно дружелюбным коллегой.

Трейвон был старше меня, намного выше и куда лучше сложен. Он всегда ходил в обтягивающих футболках, из‐под которых выпирали накачанные грудные мышцы и бицепсы, волосы у него были очень короткие, а еще он никогда не улыбался. Раньше я думал, что люди искусства очень чувствительны, но в случае с Трейвоном мне пришлось быстро поменять мнение – если только его чувствительность не таилась в самой глубине, под сияющей шоколадной кожей. В рабочее время Трейвон всегда был сосредоточен и деловит, мигом выполнял любые задания Вивианы, не выказывая ни волнения, ни спешки. Он умел быть быстрым не торопясь, спокойным не отвлекаясь, решительным не проявляя агрессии. С его тонких губ слетали суровые слова, но голос никогда не звучал резко. Никто, глядя на нас со стороны, но не слыша слов, не подумал бы, что Трейвон отпускает язвительные комментарии в мой адрес.

Во время испытательного срока я наблюдал за Трейвоном и эгоистически надеялся, что с Перри он обращается так же, как со мной. Я заполучил бы союзницу, и проблема решилась бы сама собой. Но Перри была явно без ума от коллеги и охотно прощала ему холодность. Я не раз видел, как она зовет его выпить кофе – на эти приглашения он неизменно отвечал отказом. Перри отходила расстроенная, опустив огромные зеленые глаза, но не сдавалась.

Мы добрались до гостиницы. Вивиана дала мне ключ от номера.

– Встречаемся в лобби через двадцать минут. За нами и оборудованием приедет машина, – и она исчезла в одном из лифтов, вкатив следом крошечный чемоданчик.

Я повернулся к Трейвону. Он нетерпеливо смотрел на меня.

– Ну и чего ты ждешь? – поинтересовался он.

– Только после вас, – ответил я.

В номере, пока мы раскладывали вещи, Трейвон включил плазменный телевизор, настроил его на «Си-эн-эн» и выключил звук. А я подумал, начнем ли мы уже общаться как нормальные люди или так и будем всю поездку коситься друг на друга. Я не понимал, что он имеет против меня, и решил наконец это выяснить.

– Можно у тебя кое‐что спросить? – сказал я и, не дожидаясь ответа, продолжил, едва он поднял на меня глаза. – Я тебе что‐то сделал?

Трейвон помолчал, а потом так же невозмутимо продолжил копаться у себя в рюкзаке. Достал макбук и поставил его заряжаться.

– Нет. Просто ты тормоз. И коротышка. И сопляк, – ответил он наконец.

– Что, прости?

– Тормоз, коротышка и сопляк. Еще раз повторить? – сказал он без всякого выражения и уткнулся в ноут, который как раз загрузился.

– Трейвон, – позвал я его. – Я тебе ничего не сделал. Можешь говорить со мной вежливо?

– Не могу, – ответил он, сосредоточенно что‐то печатая.

Я фыркнул и швырнул на кровать футболку, которую мне никак не удавалось сложить.

– Слушай. Ты мне не нужен. Я тебя не знаю и знать не хочу. Но мы работаем вместе, и ты мог бы постараться не превращать это в кошмар. Что мы за команда, если не сотрудничаем?

– Ты только пришел. Не вижу, ради чего стараться.

– А что, ты у нас уже гуру фотографии? – не унимался я. – Мы все тут новички, – я уже закипал, но внезапно сама мысль о ссоре с Трейвоном показалась мне дурацкой и нелепой.

– Да ты вообще знаешь, кто я такой?

Я подумал, что это одна из фраз, которые люди говорят, не имея в виду ничего конкретного. Решил прервать разговор и ушел в ванную. Когда я вернулся, Трейвон уже спустился в лобби.