Широкое течение

прислуги. А барский дом, видите, обветшал, окна зако¬

лочены, — умирающая дворянская усадьба...

Антон внимательно вглядывался в изображение, и ему

виделась большая, сложная, незнакомая жизнь. А Таня

уже объясняла другие произведения.

— Изумительные пейзажи, взгляните. Васильев. Ему

было всего лишь двадцать три года... Сколько бы он мог

еще создать, если бы пожил дольше!..

Антону нравилось все, что нравилось Тане. Он по¬

вернулся и обрадовался, увидев до боли знакомое: род¬

ные белые березы, над ними хлопочут грачи, поправляя

обветшавшие за зиму гнезда. Повеяло детством. Антон

подвел Таню к картине Саврасова «Грачи прилетели».

— А вот это я хорошо помню. Карабкался по сучь¬

ям ветел на самые вершины. Выше гнезд забирался.

Хорошо смотреть оттуда — все видно как на ладони.

А деревья раскачиваются от ветра, — страшно и прият¬

но. Лететь хотелось, честное слово! А мать стоит, быва¬

ло, внизу, упрашивает: «Слезай, Антоша, разобьешься!..»

А грачи всполошились, кричат...

Антон замолчал, улыбнулся, растроганный воспоми¬

наниями. Таня слушала его внимательно, глядела без

улыбки, точно перед ней был совсем другой человек, по¬

том заторопилась, потянула его в другие залы, — скоро

начнет темнеть, а впереди еще сколько замечательного!

В одном зале Антон долго не мог стронуться с места.

Он безотрывно смотрел на картину... Молодая женщина

сидела на мягких подушках богатой коляски, спрятав ру¬

ки в муфту, и, несколько высокомерно повернув лицо с

полуприкрытыми глазами, поджидала спутника: вот сей¬

час он подойдет, молодой, мужественный, вскочит в ко¬

ляску, раздастся гулкий цокот копыт, и они умчатся р

туманную даль проспекта. Под картиной на медной пла¬

стинке подпись: «Неизвестная».

— Она мне известна, — сказал Антон, повернувшись

к Таке. — Это вы, Таня, она очень похожа на вас...

— Вы забыли сказать «честное слово», — улыбнулась

Таня, аольщенно краснея.

— Честное слово,— подтвердил он.— Только вы кра¬

сивее этой, теплее.

— Я знаю, что это неправда, — ответила Таня и про¬

сунула руку ему под локоть. — Но мне все равно прият-

но... Можете почаще говорить, что я красивая, милая и

что я вам нравлюсь.

— Вам это приятно?

— Увы, как всякой женщине.

Они прошли в другой зал и там встретились с Се-

миёновым. Откинув назад голову и прищурив глаза, он

стоял перед картиной Федотова «Сватовство майора» в

глубоком и важном раздумье и изредка что-то заносил

в маленькую книжечку.

Увидев Таню, он встрепенулся, шаркнул ногой и, очу¬

тившись возле нее, заговорил:

— А я звонил вам утром; соседка ответила, что вы

ушли, а куда, не сказала. Мне стало грустно, как все¬

гда, когда я слышу по телефону не ваш голос. Я начал

размышлять, как Шерлок Холмс: где вы можете быть в

зимний, хоть и воскресный, но серый день? На всякий

случай справился у Фирсоиовых — не заходила и не зво¬

нила. И чувство подсказало мне пойти сюда, и оно не

обмануло: вы здесь, передо мной. Судьба, Татьяна Ива¬

новна !

— Вы, видно, частый гость здесь, — заметила Таня.

— Не гость, а свой человек, — поправил он. — Чело¬

веку необходима духовная пища, быть может, в большей

степени, чем пища физическая, кухонная. — Иван Мат¬

веевич нетерпеливо похлопал записной книжечкой о ла¬

донь левой руки; Антона он не замечал, хотя тот стоял

рядом с Таней.

И когда кузнец отошел, Семиёнов спросил Таню шут¬

ливо:

— Уж не увлечены ли вы, Татьяна Ивановна? Или

это благодеяние богатого, который делится щедростью

душевной с более бедным? Это должно льстить самолю¬

бию женщины. Вы случайно встретились здесь?

— Нет, он просил проводить его.

— Может быть, вы и в балет его поведете?

— Может быть.

— Вот как! Я частенько стал видеть вас вместе —

это наводит меня на некоторые размышления, — преду¬

предил Иван Матвеевич и погрозил ей пальцем. — Раз

бирается ли кузнец в живописи?

— Трудно сказать: он здесь впервые, — ответила Та¬

ня. — Но при виде каждой картины сильно и как-то по-

детски переживает. Это интересно наблюдать.

Семиёнов придвинулся к Тане, взял ее под руку и

спросил, понизив голос:

— Когда мы увидимся еще?

Таня нахмурилась.

— Мы видимся с вами каждый день, Иван Матвее¬

вич, — ответила она уклончиво.

— Встречи на работе не в счет, — возразил Семиё¬

нов. — На работе мы другие люди, и я не вижу в вас

той женщины, какую вижу, скажем, сейчас. Встречи на¬

едине, Татьяна Ивановна, обновляют чувства. Да и об¬

становку менять полезно...

— Телефон мой вы знаете — звоните.

Семиёнов усмехнулся, скрывая обиду.

— Звоните, когда меня дома не будет, да? Вы не¬

уловимы, как ветер.

Антон стоял неподалеку от них, смотрел на какую-то

картину и ничего не видел, будто ее застлал туман. Как

было хорошо пять минут назад и как тоскливо, пусто

сейчас! И надо же было появиться здесь этому Семиё-

нову!.. Конечно, ей интереснее с ним, он «свой человек»

здесь. А он, Карнилин, только грачей и может объяс¬

нить. «Пусть они остаются, а я уйду», — решил Антон,

приблизился к ним и проговорил, виновато улыбаясь:

— В голове у меня винегрет, Таня. В глазах рябит,

в рисках застучало, честное слово. Я уйду. Я совсем за¬

был, что у меня уроки не приготовлены. В другой раз

лучше приду...

— Я тоже иду, — поспешно отозвалась Таня. Они