Широкое течение

рия Филипповна. — Авось в три-то ума и решите, как

лучше.

Фома Прохорович поставил чашку на блюдце, — же¬

на наполнила ее чаем,— он ласково посмотрел на рас¬

терявшегося парня.

— Ты уже вырос, Антон, на ногах стоишь крепко.

Теперь подумай и о других; не век же ему, Гришоне-то,

в помощниках бегать, пусть в люди выходит.

— Я понимаю, — согласился Антон. — Только Сара-

фанову трудно будет без него.

— Знаю.

— Придется менять всю организацию труда в брига¬

де, — размышлял Антон как бы с сожалением; но по его

упрямо наклоненной голове Безводов видел, что он со¬

гласен с доводами своего учителя -и ищет решения. —

Надо будет развернуть и приблизить к молоту печь, ре¬

гуляторы форсунок перенести ближе к рабочему месту,

чтобы нагревальщику не бегать вокруг печи. А в общем

попробуем, Фома Прохорович, — закончил Антон и улыб¬

нулся.

— А то как же! Не попробуешь — не сделаешь, —

подхватил Полутенин.

— А печенье мое совсем не ели, не понравилось, вид¬

но, — сказала хозяйка, и Володя, встрепенувшись, похва¬

лил;

— Очень вкусное, прямо во рту тает, душистое, слад¬

кое.

— После выпивки, мать, не печенье требуется, а рас»

сол, — весело отозвался Фома Прохорович.

Дождь и снег на улице не переставали, и Мария Фи¬

липповна забеспокоилась:

— Может, заночуете, — куда пойдете в такую пору?

Постелю вам на полу, проспите до утра.

Антон и Володя отказались. Фома Прохорович на¬

смешливо заметил:

— Какая там пора! Им сейчас море по колено... Спа¬

сибо, ребятки, что не забыли старика и навестили.

Антон и Володя простились с кузнецом и вышли, на

улицу.

Володя Безводов взглянул в улыбающееся лицо Ан¬

тона и спросил, как бы внезапно вспомнив:

— А почему убежала Люся?

Антон пожал плечами:

— Не знаю. А разве она убежала?

...Когда Люся увидела, как он кинулся навстречу

Тане, как нетерпеливо схватил ее руки и прижал к гру¬

ди, в ней что-то оборвалось; она вдруг ощутила, что лю¬

бит этого человека давно, со дня их первой встречи

здесь, во дворце; эта любовь с острой болью проявилась

сейчас, возможно, из чувства ревности к другой жен¬

щине, к Тане. Люся не могла их видеть вместе и ушла.

Домой она пришла обиженная; было смутно, тоск¬

ливо и горько на душе. И Надежда Павловна, изучив¬

шая каждую черточку лица дочери, выражение глаз, до¬

гадалась, что с ней произошло то, чего она, мать, и ожи¬

дала и побаивалась: такой парень, как Антон, не оста¬

нется для Люси безразличным, не пройдет бесследно.

Надежда Павловна поняла это в тот день, когда Люся

пошла работать в кузницу, — встретит, увлечется. Так

оно и случилось. Но, видно, не все благополучно у них,

если она прибежала такая расстроенная.

Люся молча разделась и легла в постель. Надежда

Павловна села у нее в ногах и, поблескивая пенсне, ска¬

зала ласково, — она была оскорблена за дочь:

— Прости меня, но я не понимаю этих твоих настрое¬

ний и переживаний. Если уж на то пошло, он должен

тебя боготворить. Да, да!.. Твой отец благодарен мне

всю жизнь за то, что я связала с ним свою судьбу. А он

не кузнец, он — инженер!

Люся оторвала голову от подушки, сказала плачу¬

щим голосом:

— Ах, мама! Ну о чем ты говоришь? Боготворить!..

Подумаешь, сокровище какое!.. Он на меня и глядеть-то

не хочет, не то что боготворить...

Надежда Павловна с неожиданной легкостью встала

с кровати и заходила по комнате, пораженная словами

дочери.

- Я не узнаю тебя, Люся! — Память некстати под¬

сказала пушкинские строки: «Чем меньше женщину мы

любим, тем легче нравимся мы ей и тем ее вернее губим

средь обольстительных сетей...» Она ужаснулась: не по¬

палась ли ее дочь в эти сети, и не бьется ли она в них,

как рыбка, — милая, маленькая золотая рыбка?!

— Уж не цепляешься ли ты за него? Это ни на что

не похоже! Это... Это безобразие! Пусть он идет своей

дорогой.

Люся вскинулась, села в кровати, крикнула матери:

— Я не хочу, не хочу, не хочу! Понимаешь?

— Что ты не хочешь? — испугалась Надежда Пав¬

ловна.

— Оставь меня в покое!

Надежда Павловна поняла: Люся, ее золотая рыбка,

в сетях, и надо ее спасать. Надо срочно взять ее с за¬

вода.

В один из вечеров, вскоре после ноябрьских тор¬

жеств, бригада Карнилина торопилась на учебу: Антон,

Сарафанов и Гришоня — в школу, Настя — в техникум.

Студеный ветер как бы сдувал в одну сторону отсветы

уличных ламп, и в сквере тонко посвистывали голые

деревца.

Невольно ощущая в душе какую-то необъяснимую

тревогу, Гришоня вертел головой и подозрительно вгля¬

дывался в Антона и Сарафанова. Не выдержав, он спро¬

сил, приостанавливаясь и упираясь плечом Антону в

грудь:

— Может быть, вы со мной поделитесь секретами —

о чем вы шептались?

Ему не ответили. Сарафанов сунул руки в карманы,

спрятал подбородок в воротник, промолчал. Антон ук¬

лончиво пожал плечами. Гришоня подался к Насте:

— Может быть, ты скажешь, тебя ведь они не стес¬

нялись. А?

— У них спроси, — ответила Настя, едва поспевая за

парнями.

Гришоня забежал вперед и заглянул Антону в глаза:

— Может быть, обо мне говорили, бригадир?

— Ну, о тебе, — буркнул Илья неожиданно и серди¬

то. — Чего пристал? Скажем, когда время придет.

— Нет уж, зарубили, так отрубайте, — потребовал

Гришоня. — Говори, Антон, я требую. Да!

— Мы решили отказаться от подручного, — спокойно