Широкое течение

сказал Антон.

Гришоня мог ожидать всего, только не этого: рот его

полуоткрылся, брови взмахнули под козырек кепочки.

— Совсем без подручного? — спросил он. — Значит,

из бригады меня вон, как паршивую овцу? Исключили!

Гениально придумали! Два года с Полутениным рабо¬

тал — нужен был, а как ты пришел — сразу не нужен

стал. Кто это из вас додумался до такого? Оч-чень мне

интересно знать!

— Фома Прохорович, — ответил Антон.

— Врешь! — закричал Гришоня. — Врешь! Я спрошу

у него!..

Ветер кинул в лицо ледяную, больно секущую крупу,

земля быстро стала белеть, снег поскрипывал под нога¬

ми. Прикрывая глаза ладонью, Гришоня проговорил жа¬

лобно:

— Новый год встречали, за дружбу пили. Эх, вы!..

Свернули за угол высокого здания. Настя с усилием

отворила тяжелую дверь и скрылась в школе, где поме¬

щался ее техникум. Антон задержал Гришошо, неохотно

приостановился и Сарафанов.

— Ты пойми, — сказал Антон, — зачем держать лиш¬

него человека, если мы можем обойтись и без него?

А потом, хватит тебе в подручных состоять, выходи в

мастера.

— Я сам знаю, что мне делать, не учи! — крикнул

Гришоня.— И запомни: был у тебя друг, теперь у тебя—

враг.

Сарафанов фыркнул и пробасил:

— Видали мы таких врагов!..

Гришоня налетел на него, подскакивая, застучал ему

в грудь кулаками.

— Ты молчи! Помнишь, каким ты был? Под печью

спал! Я тебе тоже помогал...

Сарафанов легонько, беззлобно отстранил его длин¬

ной рукой.

— Чего раскипятился?

Антон повернул Г'ришоню к себе и посоветовал по-

дружески:

— Вставай-ка, Гриша, на легкий молоток.

Лицо Гришони слезливо сморщилось, он тоненько вы¬

крикнул сквозь сдерживаемый плач:

— И встану, и буду вкалывать, и покажу! Черти!

Изменники! Ненавижу! Презираю я вас!

И, рывком распахнув дверь, он пропал в темном

вестибюле.

5

В обширных и прохладных залах Третьяковской га¬

лереи сквозь сероватые тени света смотрело на Антона

множество застывших глаз.

Пышные парчовые и бархатные наряды, необыкно¬

венные пейзажи, породистые кони с огненными ноздря¬

ми, батальные действия и портреты, портреты...

Память Аптона не успевала запечатлевать всех лиц,

впитывать всех красок, вмещать всех сцен: наскоро объ¬

яснив картину, Таня тянула его дальше, в другие залы.

Он двигался бесшумно, не ощущая себя, как во сне, —

одно настроение сменялось другим.

Тане больше всего нравилось в Антоне то, как он

преображается; это ей немного льстило, — в его переме¬

не к лучшему было и ее влияние. Он покорял ее своей

жадностью все видеть и знать. И куда бы она его ни

пригласила — в музей, на выставку, на лекцию или еще

куда, он, не раздумывая, соглашался, полностью дове¬

ряясь ей во всем. Один раз они попали в консерваторию

на коннерт Святослава Рихтера. Он играл Баха, играл

хорошо, долго и скучно. Антону казалось, что он повто¬

ряет одну и ту же пьесу несколько раз, — ухо не могло

уловить тех тонкостей в мелодии, которые, наверно, улав¬

ливала Таня. Но он прилежно слушал, как и многие в

зале: застыв в благоговейном умилении перед творения¬

ми великого музыканта, но внутренне изнывая от скуки,

слушатели прикрывали робкие зевки программками. Тол¬

стые .классические книги порой были тоже скучноваты,

но Антон все равно прочитывал их, чтобы потом гово¬

рить о них с Таней. Постепенно речь его обогащалась

новыми словами, именами. «Мартина Идена» он «про¬

глотил» за одну ночь и, потрясенный, бледный, даже как

будто осунувшийся, прибежал в цех, поднялся на второй

этаж к конструкторскому бюро — ждал Таню. Она

встревожилась, увидев его:

— Что с вами? Вы не заболели?

— Я не спал всю ночь, — сказал он взволнованно.—

Читал. Эх, Таня, какой это был человек, этот Мартин'..

Как он шел, как добивался своего!.. И какие сволочи

были вокруг него. Такого человека погубили!.. Взял бы

да и задушил их своими руками.

Таня коснулась пальцами его руки и улыбнулась:

— Я знала, что эта книжка у вас. Я была уверена,

что она вам понравится. Вы немножко похожи на него.

— Что вы! — смутился он. — Скажете тоже!..

Антону было приятно, что Таня, такая умная, краси¬

вая, уделяет ему столько внимания...

Вот и сюда она пришла именно с ним, и вместе они

в молчании стоят перед картинами.

Вст незнакомая разбушевавшаяся морская стихия,

грозная и притягательная, высокие водяные валы, пени¬

стые брызги, обломки разбитого корабля, темная и

страшная пучина. А рядом спокойная, мечтательная ла¬

зурная гладь, возбуждающая неосознанные желания

ехать куда-то далеко-далеко...

А вот мальчик-подмастерье в рваном фартуке, босой,

с нечесаной головой, вышел в сени к матери и с жад¬

ностью схватил принесенный ею калач. Что-то заныло в

груди при виде этого паренька: вспомнил ремесленное

училище и себя в новенькой форме со светлыми пугови¬

цами, совсем не похожего на этого... Другое время!

— Смотрите сюда, — сказала Таня. — Это Максимов.

«Все в прошлом». Как верно назвал художник свою

картину: действительно, все в прошлом... А какие, долж¬

но быть, были приемы гостей, какое оживление было в

саду, звучала музыка, раздавался смех — молодежь ве¬

селилась. А теперь вот молодость прошла, близких ни¬

кого не осталось — все позади. И эта старая барыня до¬

живает свой век на попечении деревенской женщины-