Широты тягот

Специально для Деви Гириджа взял блокнот и нарисовал, как расколовшаяся Пангея превращалась в современные материки, — перелистываешь его одним махом, и получается мультфильм. Каждый материк населен своими уникальными обитателями. Гириджа понимает, что идея дрейфующих материков трудна для детского восприятия. Оно и неудивительно — это нелегко осмыслить даже самым искушенным ученым. Ибо мир в том виде, в каком к нему привык и сам Гириджа, есть ложь. Земля, которую он почитал раньше как вечную и незыблемую твердь, по природе своей вовсе не такова. Даже полюса, служившие морякам и кораблям ориентирами на протяжении тысячелетий, и те блуждают с места на место.

— А по-твоему, детка, они этого не стоят?

— Я сказала девочке из моего класса, что острова — это горы, а все материки — острова. Она мне не поверила, тогда я сказала, что так говорит мой папа. Она сказала — твой папа ненормальный, он сошел с ума, когда умерла твоя мама. Я ей не поверила. Тогда она сказала, что так сказала ее мама.

Гириджа озадачен.

— Ты же знаешь, почему острова — это горные цепи, а все материки — это в конечном счете острова, — говорит он ей.

— Знаю, — отвечает она. — Но это правда, что ты ненормальный?

У них ушло на дорогу два часа, и они уже почти у цели. На следующем повороте перед ними впервые мелькнут соляные равнины. Но он не собьется с твердого, размеренного шага. Ради своего ребенка он обязан себя контролировать.

— Когда твоя подружка употребляет слово “ненормальный”, что конкретно она имеет в виду? — спрашивает он. — Какую-то форму невроза вроде тревожности или ипохондрии? Или психоза, как шизофрения? Или она говорит о дегенеративном заболевании, таком как Альцгеймер? Ученый должен всегда стремиться к точности. Он не бросается терминами и понятиями почем зря. Он добывает истину — любой ценой.

Лицо Деви озаряется улыбкой. Она горда своим отцом, его аналитическим складом ума — как у нее. Совершенно ясно, что ненормальные не они, а ее подружка заодно с мамой.

Издалека соляные равнины искрятся под солнцем, как снег. Должно быть, так выглядят в окружении бирюзового океана полярные области, заключают отец с дочерью. Чисто-белый и чисто-голубой, без бурой и зеленой примеси тропиков.

До землетрясения соляные равнины были частью залива, где летучие рыбы порой топили целые сети, откладывая в них икру. Воды здесь были такими спокойными, что даже бабочки отваживались залетать очень далеко.

Деви пробегает последний отрезок пути среди кустов и выскакивает туда, где блеск ярче всего. Это вход в царство солнца. Каждый беспечный шаг здесь оборачивается хрустом, превращающим белую корочку в пыль. Деви пробует ее на вкус — она солонее соли. Затем проламывает пальцами рассыпающийся покров и нащупывает под ним маслянистую глину. Вдавливает в нее большой палец. Получается четкий отпечаток.

Засушенный жгучим солнцем, ее отпечаток будет прятаться под соляной коркой девять лет. Потом на это место усядется первый журавль, а за ним целые стаи перелетных птиц станут здесь отдыхать, подкрепляться и делиться рассказами о том, что они повидали в своих путешествиях.

Но пока что Деви с отцом — единственные посетители этих равнин. Ощупывая почву, она натыкается на что-то твердое. Раскапывает глину с солью и находит ветку примерно вдвое длиннее своей руки. С усилием поднимает ее, откинувшись назад, точно древний бог, пытающийся совладать со своим волшебным жезлом и могуществом, которым этот жезл наделяет хозяина. Потом тычет ею в землю — вдруг посреди пустыни брызнет свежий родник? Все религии нуждаются в чудесах, и Деви ищет свое. Но вместо этого обнаруживает бледную плоть слепых, бесцветных, креветкообразных обитателей морских пучин, выброшенных сюда землетрясением, усохших, но нетронутых в своей соляной усыпальнице. В мире Деви это открытие значительнее, чем родник посреди пустыни. Она жалеет, что у нее нет дополнительных рук или уж, на худой конец, ведерка, чтобы забрать эти сокровища с собой. Она возится с веткой, подарком отцу. Оглядывается, но его нигде не видно. Деви замирает.

— Папа! — громко зовет она. Ответа нет.

В Андаманском море каждый остров — живое существо и каждое живое существо — остров. Природные катаклизмы часты и всегда готовы взыскать свой дюйм земли и фунт плоти. Все здесь, включая море, принадлежит океану и отойдет к нему рано или поздно. Есть вероятность, что отец Деви исчез, подобно морю, оставив ее на этой соляной равнине.

— Папа! — кричит она.

Черная точка машет ей со сверкающего горизонта соли. Возможно, солнце задумало какой-то розыгрыш, поскольку силуэт Гириджи напоминает силуэт человека, согбенного возрастом. Полная желания поскорее очутиться в его объятиях, Деви бросает своих сушеных морских тварей и опрометью мчится к отцу. Прижавшись к нему, она плачет. “Не уходи, папа, не уходи”.

Он крепко обнимает ее и вытирает ей слезы.

— Детка, — говорит он, — я же не терял тебя из виду. Ты так долго копала. Что ты нашла?