Не уступая ли настояниям друзей, Д. И. Стахеев написал свои первые книги «На память многим. Рассказы из жизни в России, Сибири и на Амуре» и «Глухие места», в коих поведал о странствиях по родному краю, встречах с самобытными интересными людьми? (О книге «Глухие места», вышедшей в свет в 1868 году, мы упоминали ранее). Как писатель Д. И. Стахеев пользовался успехом у публики, но критики, словно сговорившись, обходили его вниманием. Лишь Н. Н. Страхов посвятил несколько серьезных разборов его произведениям. Он же говорил: «Время Стахеева еще придет, его не умеют достачно ценить, и вырастет поколение читателей, которое отдаст дань уважения его самостоятельному крупному таланту».
С Н. Н. Страховьш проживет Д. И. Стахеев на одной квартире 18 лет.
Словоохотливый в жизни человек, жизнерадостный, веселый, Дмитрий Иванович был одним из интереснейших собеседников. С ним отдыхалось душой.
Шишкина он усаживал в глубокое кресло, просил принести самовар, и начинался разговор о литературных новостях, художниках, их работах, последних событиях, новых книгах.
— Видали вы, Иван Иванович, книги в коридоре, в прихожей, на площадке? — спрашивал Д. И. Стахеев.
— Растут на глазах, — отвечал Шишкин.
— Это все Страхов Николай Николаевич. Конченый человек! Каждый день тащит домой по три, по шесть книг. У него три комнаты сплошь ими завалены. Тысяч двадцать, сам говорит. Но интереснейший человек. Сочинитель хороший. Его Лев Николаевич Толстой очень любит. Переписываются они, — Дмитрий Иванович наливал чай в фарфоровую чашку и, улыбаясь, добавлял: — Только книги Николая Николаевича съедят. Они его из его же квартиры вытеснили. В коридор их выперло, в прихожую, на лестницу, кончится тем, что он будет продавать их с пуда, — и добродушно смеялся. Отпив из блюдечка, продолжал: — Слушать его любопытно. Мыслит глубоко. За Россию болеет. Недавно принялся горячо говорить о Мельникове-Печерском. Хвалил роман «В лесах». Рекомендовал прочесть его. Я прочитал. По вкусу пришелся. Прекрасные картины русской жизни и природы. Елабугу живо вспомнил.
— А я иной раз аж запахи ее чувствую, — говорил Шишкин.
— Кулики мы с вами.
— Не без того, — вздыхал Иван Иванович. — Только ежели б не вспоминали ее, не жили б. Так иной раз думается…
Били напольные часы. Мирно, уютно.
— Помню, мальчонкой, — говорил Дмитрий Иванович, — заберусь, бывало, к бабушке в комнату и слушаю длинные рассказы о жизни в старые годы. Бабушка за прялкой, пряжу прядет. Лучина потрескивает. На стенах образа, лампады, виды монастырей, портреты духовных лиц. Говорит она (голос и по сию пору помню): «Вот где теперь отец-то ваш выстроил хоромины свои большущие, тут в прежние годы стоял домик в пять окошечек, в нем-то мы и жили со стариком Захаром Кириллычем, вашим дедушкой. Торговал он шляпами и сапогами, а я была взята из Битков от отца Петра, тятинька-то мой в Битках-то был попом. Так-тося, добры мои! Не простова я роду-то — духовного… В те поры, бывало, помню, в По-кров-то и снег большущий покрывал землю-то матушку, и река наша широкая замерзала, а теперь вот уж и Рождественской поет к половине подходит, а только, только снежку-то еще Бог не дает. Так-тося. Время-то переменчиво, о-хо-хо…
Ветер гулял по ночным петербургским улицам, поднимая снег и забрасывая его в подъезды. Бил в темные окна и не мог достать до окна шестого этажа, где в одном из домов все еще горел свет…
Привычка к труду победила. Зиму Иван Иванович работал напряженно, а на четвертой выставке Товарищества передвижных художественных выставок появились его картины «Родник в сосновом лесу» и «Первый снег».
Бывает же, грязь на улице, слякотно, ни пройти ни проехать, и тошно, тошно на душе. А выпадет снег, прикроет черноту, и чисто окрест становится, и на душе светло. Не сразу и скажешь, была ли она — чернота.
О картине же «Родник в сосновом лесу» журнал «Пчела» писал: «…Если вы, читатель, утомились среди этой житейской, человеческой обстановки, виденной вами на картинах, мимо которых мы с вами прошли, то можете освежиться впечатлением лесных пейзажей И. И. Шишкина. Вот первый — «Родник…». На картине чувствуется жаркий день; ряды высоких сосен образуют превосходную перспективу; внизу виден бревенчатый сруб родника; из него сочится вода и разливается широким мелким ручьем, в котором плещется деревенская ребятежь…»
Глава двенадцатая
РОЖЬ
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное