Шизофрения

По отношению к происходящему в городе жители разделились на три лагеря. Первый, не многочисленный  те, кто слепо верил вошедшим и поддерживал их. Второй ,  с большей численностью, которые категорически не воспринимали такой метод решения возникших проблем. Третий , самый многочисленный, людей,  которые пытались разобраться, что происходит. Изучались все высказывания всех политиков, своих и  соседских, выслушивались мнения экспертов,  шерстился интернет в поисках ответов.

Стольный град молчал. То ли не по зубам были ему эти 30 человек вошедших. То ли судьба Славного города была предрешена не в пользу его жителей и власть ждала, пока ополчение наберёт силы, чтобы начать против него военные действия.  С  запозданием город начал обрастать по периметру блок-постами  ВСУ. Была занята стратегическая высота и начались обстрелы города  из Градов в попытке выбить вошедших чужаков. Но гибли мирные жители, разрушались их дома. Их никто не пытался эвакуировать! Их никто не пытался спасти! Они были списаны со счетов в списках избирателей с клеймом – неблагонадёжны!

Кто был в состоянии, начали сами уезжать из города на своих автомобилях. Работал автовокзал, и в перерывах между обстрелами выполнялись регулярные рейсы, вывозящие людей их ада. Ополченцы вывезли несколько автобусов с детьми в Крым. Смелый предприниматель из Запорожья организовал вывоз мамочек с малютками на украинскую сторону. Новые слова –  обстрел, беженец, переселенец, прилёты  входили постепенно в лексикон жителей некогда мирного курортного города.  Власть  молчала.

В городе остались тысяч 20 людей, которые были не в состоянии покинуть свой дом по состоянию здоровья или в надежде , что скоро война закончится.

Ночи стали шумными от обстрелов, яркими от зарева прилётов, бессонными. Безнадёга поселилась в наших душах.

   Троица

Город постепенно пустел. Редкие прохожие, блокпосты, стаи голодных брошенных собак.  Дождавшись , когда из всех благ цивилизации остался один  газ , решились выехать и мы с мужем. Взрослые сыновья уже отправили жён с детьми в Одессу и Крым. Сами продолжали работать в соседнем городе – один на заводе, работающем даже, под обстрелами. Другой  в службе МЧС , тушили пожары после обстрелов, развозили питьевую воду , снабжали эл. генераторами больницы, при отсутствии электроэнергии.  Когда прорывались по мобильной связи к нам,  просили выехать  к ним, где было немного безопасней.

Нашим колебаниям положил конец сильный  дневной обстрел на Троицу, нарушивший традицию. Обычно обстрелы были интенсивней ночью.  Несколько сильных залпов по центру города, разрушения, дикий страх и бегство.

 Мы воссоединились с сыновьями и стали жить надеждой, что кто-то всё же закончит войну. « Не бывает сейчас столетних войн. Верьте, скоро всё закончится» – вещал один «умный» забугорный эксперт с экранов телевизоров.

Жизнь стала похожа на жизнь биороботов –  есть без аппетита,  жить без эмоций, почти не спать , одолевали горькие мысли, пытаться строить планы «на дальше, если это продлится долго», видеть, как сыновья скучают по детям и не находить слов для поддержки и утешения. Забраться на тех этаж высотки и пытаться дозвониться родственникам, знакомым, коллегам с одним единственным вопросом – у вас всё нормально?  И это «нормально» сводилось к элементарному – жив, не ранен?

Дикая тоска по дому и еженедельный вояж в объезд, через несколько блок постов, в родной город ради поливки комнатных цветов  у себя дома, у сына, на работе. Ради того, чтобы убедится, что твой дом цел, а бомба попала в соседскую высотку. Что те оставшиеся четверо жильцов  в вашем подъезде живы и здоровы, хотя и имеют вид тихо помешанного – потухший взгляд, апатия, односложные ответы.

И ты уезжаешь в более безопасное место со слезами на глазах , прощаясь в очередной раз, со своим домом навсегда.

   Перемирие

Мы ждали прекращения военных действий, а с  экранов телевизоров лилась информация о том, что  «достигнута договорённость о прекращении огня  и создание коридоров для  эвакуации мирных  жителей». Не прошло и три года…  Кто мог давно само эвакуировался. А остальные физически немощные, не транспортабельные. Но «окозамыливание» на правительственном уровне стало нормой и даже кровопролитие не изменило этой национальной традиции.

Муж, натерпевшись моих слёз по ночам, возил меня каждую неделю в родной город,  не считаясь с опасностью, расходами на бензин и прочими «неудобствами».  Услышав про «перемирие» решил, что, пользуясь снижением риска,  можно поехать  домой с ночёвкой и заодно проведать пасеку, которая стояла в пригороде, где  были самые жестокие перестрелки. Сказано –  сделано, едем домой с ночёвкой!