Шизоидные явления, объектные отношения и самость

«Нет сомнения, что что-то в них противится выздоровлению, что его приближения боятся так, как боятся опасности... В конце концов, мы приходим к убеждению, что корень надо искать, так сказать, в “моральном” факторе — в чувстве вины, которое находит удовлетворение в болезни и не хочет отказаться от наказания в виде страданий. На этом мало утешительном объяснении можно остановиться.

Но это чувство вины у больного молчит, оно не говорит ему, что он виноват, он чувствует себя не виновным, а больным. Это чувство вины проявляется лишь в виде трудно редуцируемого сопротивления собственному исцелению. Кроме того, особенно трудно убедить больного, что это и есть мотив, почему его болезнь продолжается; он будет держаться более понятного объяснения — что психоанализ не то средство, которое могло бы ему помочь» (Фрейд, «Я и Оно», 1923).

Не может быть никакого сомнения в том, что вина действительно блокирует психотерапию подобным образом. В своей наиболее глубокой форме чувство вины может возникнуть по поводу продолжения своего существования. Я неоднократно встречал пациентов с определенно выраженным чувством вины, которые полагали, что им вообще не следовало бы родиться, что они были нежеланными и ненормальными детьми, причиной несчастья своих родителей; и если они все же продолжают жить, то должны нести непрестанное наказание. Одна такая пациентка, чьи родители постоянно ссорились, всегда искала в своих поступках причину их ссор, считая, что это была целиком ее вина.

Тем не менее, такая разновидность вины не является простой реакцией на события, и, хотя она является могущественным фактором в «негативной терапевтической реакции», она требует более глубокого понимания. Вина ощущается не только в связи с деструктивными импульсами, но также в связи со слабостью; вдобавок к этому, вина сама по себе является объектной связью, и патологическая вина является сохранением взаимоотношений с интернализованным плохим родителем, от которых пациент чувствует себя абсолютно неспособным отказаться. Любая разновидность объектной связи, даже если она порождает страдание, является защитой против более примитивных страхов, которые мы станем исследовать в следующей главе. Тем временем мы возвращаемся в статичную внутреннюю закрытую систему, в которой пациент безнадежно страдает. Фрейд добавляет подстрочное примечание к приведенному нами отрывку:

«Аналитику борьба с бессознательным чувством вины нелегка. Прямо с ним бороться нельзя, а косвенным образом — только так, что больному медленно раскрывают его бессознательно вытесненные обоснования, причем чувство вины постепенно превращается в осознанное чувство виновности».

Это даже еще более верно, когда мы пытаемся опускаться глубже, чем мотив вины. Фрейд обращает внимание на необходимость более скрупулезного анализа и осознания всех тех мотивов, которые оказывают поддержку закрытой системе мира внутренних плохих объектов и антилибидинального эго, в которых сосредоточена тайна пациента и вытесненная ненависть к его инфантильному зависимому либидинальному эго, источнику его базисной слабости; а также его страх того, что, если бы он отказался или убежал от своих плохих объектов, он вообще лишился бы всяких объектов и столкнулся бы с первичными, которые Винникотт (1965Ь) называет невообразимыми, тревогами. Если прямое нападение на этот внутренний редут лишь усиливает сопротивление, возможно, достаточно глубокий анализ сможет проникнуть за его пределы.

 Анализ мотивов, поддерживающих антилибидинальное эго