Шкатулка рыцаря (сборник)

Где-то за Колпашево с катера, догнавшего теплоход, поднялся на борт жизнерадостный мужичок в штормовке и в густо смазанных сапогах в гармошку. В руке у него был желтый старомодный портфель на замках. Следом за мужичком влезла по лесенке девица в голубых джинсах. Носила и с оборками, носила и с воланами, гуляла и с Егорками, играла и с Иванами. Ничего особенного, но скулы косые, разрез глаз хищный. Сразу видно: на теплоходе не в первый раз. Я обрадовался: вот рассуют сейчас гостей по пустующим каютам, а одна находится напротив моей… но их увели на корму.

Зато на берег я обычно сходил первым.

Народ, живший в тайге, многословием не поражал.

«Деньги-та еще в городе ходят?» Оживлялись, узнав, что бутылку «Столичной» можно получить за мешок кедровых орехов или за какое-то количество сушеных белых грибов. Моченая морошка и брусника тоже являлись ходовым товаром, как клюква. Титановую лопату недоверчиво покачивали на ладони: легкая, не погнется ли?

Брат Харитон пугал меня.

Несколько раз появлялся на берегу.

Таким я его себе и представлял: живой, себе на уме.

Выходил на берег в шортах, в легких башмаках. Над головой облаком стоял гнус, но ни одна крылатая тварь почему-то не касалась нежной, чуть тронутой загаром кожи. Настоящий поединок определенных сил и осознанности. Местные перешептывались, испуганно отводили глаза. Погоды у Святого не просили (погоды стояли хорошие), но подходили советоваться.

«Тут у нас одна гадает по руке…»

«Куда же деться, если никому не нужны…»

«А зимой появлялся священник, говорит, часовню ставить…»

Бухгалтерией на теплоходе занимался теперь Евсеич, – тот самый мужичок в сапогах гармошкой. Оказывается, каждое лето подсаживается здесь. Плавает со Святым уже не в первый раз, начал плавать чуть ли не при Антоне. Матросы и приказчики его недолюбливали, правда, они и мужиков недолюбливали. «Жизнь во мгле, о презервативах даже не слыхали». Вечерами меланхоличные звуки рояля мешались с выкриками речных птиц. Рояль терзала Евелина Покушалова – девица с косыми скулами. Мигали звезды. Толстые рыбы всплывали послушать музыку. Матросы вздыхали: «Твою мать!» Нет в России ничего такого красивого, что нельзя было бы выразить матом.

7

Евелина писала книгу о брате Харитоне.

Евсеич работал бухгалтером, а Евелина писала книгу.

Во всем жеманная девчонка, со сладкой глупостью в глазах, в кудрях мохнатых, как болонка, с улыбкой сонной на устах. Мы с ней быстро подружились. Говорила она немного, чаще ограничивалась мягким «аха» или совсем уже печальным заявлением: «Ничего на свете мне не надо».

Книга должна была называться «О Святом и лесной деве».

Широкая панорама чудесной жизни Святого. Строгая книга о встрече человечества с истинным Чудом. «Брат Харитон прозирает сквозь пласты времени». На обложку планировался рисунок, сделанный самим Святым. Стремительная женская фигурка, прямо как Летящая по волнам, только мохнатая. Специальные стрелки указывают, как через Большую лиственницу – особенную принимающую антенну – в наш мир изливается чистая энергия неизвестных разумных сил Космоса. А другие стрелки указывают, как пытаются ее замутить определенные силы. Замытаренные люди теряются, совершают неправильные поступки. Понаблюдайте за посетителями пивных ларьков, терпеливо советовал брат Харитон. Приходят культурные люди, говорят «здравствуйте», а расползаются совершенные ублюдки. Липкая энергетическая грязь обволакивает души, чудовищной коркой схватывает чувственные центры.

Евсеич намекал: «На реке у нас хорошо. В одной уединенной протоке такое увидишь!»

«Трехрогого лося, что ли?»

«Куда трехрогим? Там люди живут».

«Чем же те люди так хороши?»

«Непомерной величины ступнями!»

«Аха, – подтверждала Евелина. – Дети у них при родах идут ногами вперед».