Коля Калесник, прозаик, приятель по ремеслу, бормотал невнятно.
Даже Коля почувствовал важность момента.
– Может, вызовем, – спросил, – проституток?
Подчиняясь нахлынувшей на него угарной волне, Харитон ухватил первую попавшую под руку рукопись, разорвал вчетверо, обрывки запустил под потолок. Чужие ничтожные мысли, чужие ничтожные слова, навязанные
«Ой, а что мы скажем на семинаре?» – спохватился Коля.
Харитон не ответил. Ответ не имел значения. Они просто спустились в холл.
Ночной дежурный прекрасно понимал страсти, колеблющие вечно мыслящий тростник. Искомые девицы появились. Их было две. Наглые, маленькие, как овечки. Продрогшие, кинулись к Харитону и Коле, стали прятать озябшие руки под их одеждами, жаловаться на сибирские холода.
«Пластиковые мешки у вас есть?» – спросил Харитон.
«Для покойников?» – В тот счастливый год в продаже было все.
Девицы переглянулись. Поблеивая, как овечки, поволокли мешки в номер.
Там их поразил толстый ровный слой драной бумаги на полу. Решили, что завалят их сейчас на эти бумажные сугробы, заставят шуршать непристойно. Но Харитон и Коля, ничего не объясняя, кинулись набивать бумагами пластиковые мешки. Девицы охотно помогали. Готовы были и на мешках, но Харитон выпроводил их на мороз. Дежурный просто обалдел, когда увидел проституток с пластиковыми мешками на плечах. «Это что же тут такое делается?» Пришлось сунуть ему зеленую купюру. Через минуту девицы вернулись в номер. Одежду сбросили еще в коридоре, чтобы не бегать к мусорным ящикам.
Загнав девиц в постель, Харитон бросил им бутылку коньяка, а сам по-турецки устроился на диване, уставился в волшебно переливающееся мерзлое стекло. Коля немного задержался в холле, отпаивал коньяком сомлевшего от непонимания дежурного. Кристаллическое дерево на оконном стекле все росло и росло. Оно искрилось, переливалось всеми цветами радуги. Вот она – чистая энергия, способная противостоять
Евсеич благостно жмурился.
Прекрасный обед. Понятный круг людей.
Семь уголовных управлений семи российских городов яростно спорили из-за Евсеича, как когда-то древние греки из-за Гомера, но все это сейчас было далеко. Похрустывая, заедал коньяк свежими огурцами. Отсутствие вкуса никак не сказывалось на аппетите Евсеича.
– Кума найдем, – пообещал, – с него сдеру должок.
– А кто этот кум? – спросил я, косясь на брата Харитона.
– О! Дарвинист, – обрадовался Евсеич. – Победитель в борьбе за существование.
Оказывается, Кум (именно так нужно произносить, с большой буквы) вырос в этой же деревеньке. В начале тридцатых прошлого века, когда в тайге разбили первый лагпункт, был мальчишкой. Рос лагпункт, рос мальчишка. Голова продолговатая, как еловая шишка, с огромным лбом, а личико совсем небольшое. Охотно занялся новым в тайге промыслом – отстрелом беглых зеков. «Опыта в этом деле у вас нет, конечно, – выступил перед местными охотниками начальник лагпункта майор Заур-Дагир, тигр по национальности. – Но если попадаете белке в глаз, значит, в глаз врагу народа тоже попадете».
А как не попасть! За каждого подстреленного на руки 215 рублей!