Твердых. Сталинских. Жалеть-то кого? («Аха»). Один – бывший петлюровец с Украины, другой – вредитель с ленинградского завода, третий – на первый взгляд, совсем простой косторез, а пытался продать Чукотку американцам. («Аха»). Были редкие мастера русского позолотного дела – их доставили из-под Москвы. Шахтеры, плотники, столяры. Инженеры, учителя, колхозники. Кулаки, подкулачники, шантрапа. Ясный хрен, всё это ярилось, стонало, выплескивалось в слухах. («Аха»). Война еще не началась, а японцы (по слухам) уже захватили Дальний Восток, немцы вошли в Москву, Сталин застрелился в Куйбышеве, страной руководят Ворошилов и Берия. Самых злостных болтунов майор голыми сажал на скамью посреди лагпункта. Ноги до земли не достают, попытка хлопнуть комара считается побегом. За три часа гнус высасывал человека насухо.
А через много лет именно Кум явился к Антону со старичками: «Вот спалить бы Большую лиственницу».
«А чем она вас достала?»
«Да молодежь всё к ней ладится. Дойти до дерева ну никак нельзя, а они стремятся. Считают, что приложишь руку к коре и всё, ничем больше заниматься не надо, такой дает ум».
«А чего же у вас так мало умных?» – удивился Антон.
«А до этого дерева дойти непросто. Болотная бабка воду мутит».
«Какая еще такая бабка?»
«Болотная. Вся в шерсти. Под Большой лиственницей всякие звери и всякие лесные люди общаются, а она этого не любит. Недавно нашли молодого охотника в Мертвой пади. Понятно, шел к дереву, а Болотная бабка голову ему заморочила. Лежит в клюкве, как в кровавой испарине, и лицо такое, будто умер с тоски. Тоска – она ведь ломает почище ревматизма».
«А как же нам добраться?»
«Чтобы дойти до Большой лиственницы – надо духу в осиянности быть. Это не каждому дано. – Старики переминались, покряхтывали. – Вот осиянности у нас никак не наблюдается. Спалить бы то дерево. Применить высшую меру социальной защиты».
Уговорили. Ушли в тайгу: Кум – проводником, с ним Антон и Харитон.
Взяли с собою пиропатроны. Не пилой же двуручной бороться с загадочным деревом. Решили, рванем от души, напугаем Болотную, лесных разгоним. Если когда-то, говорят, зеки сюда доходили, то и мы дойдем. Пройденный путь Антон отмечал вешками. Дарвинисту это не нравилось. Топал большой ступней. «Только дорогу подсказываешь Болотной».
Ушли и нет никого.
И целых девять дней не было.
Потом из утреннего тумана вышел оборванный Харитон.
Молча оттолкнул лодку от берега, погреб к сонному теплоходу. Еще из лодки стал орать: «Снимайтесь с якоря!» – «А хозяин где?» – спросили с борта. «Теперь я хозяин! Снимайтесь! Нет Антона!» Так поняли, что Харитон только и остался в живых.
Но неделю спустя (теплоход ушел), прихрамывая, выбрался из тайги Кум.
«Где Антон?» – кинулись к нему. А он поморщил огромный лоб, переступил короткими ногами со ступни на ступню:
«Болотная бабка утопила».
«И Харитона утопила?»
«И его».
Не поверили: «Зачем врешь? Уплыл Харитон! Сами видели!»
«Ну, значит, его не утопила, – мрачно согласился Кум. – Вернется».
И оказался прав. Потеряв партнера, Харитон стал приплывать каждый год.
Но теперь он приплывал уже как
Предупреждая меня, Евелина прижала пальчик к губам.
Длинные руки Святого пришли в движение. «Отцы ваши ели сахар…»
Сбив со стола рюмку («Аха»), брат Харитон как во сне («…а зубы у вас…») потянулся к замершей Евелине. Пробежал пальцами по длинному ряду перламутровых пуговичек («…сыплются…»), как по пуговичкам гармоники. А Евелина не отпрянула. Опустила веки, вся подалась навстречу. Перламутровые пуговички покатились по ковру, из распахнувшегося шелка выкатились смуглые груди – в жадные ладони совсем ослепшего брата Харитона. «Левую ногу тебе прострелят…» Глаза у него выцвели, казались слепыми. «Пулей?» – закатила такие же сумасшедшие глаза Евелина. «Пулей… Терпи… Хромоножкой станешь…»
Глава IV. Фиалка для Кума
Легкий туман поплыл над протокой.
Какой-то человек присел рядом со мной на бревнышке.
Спросил: «Ты чей?»
«Я с теплохода».
«А я врач. Справки-то всем нужны».
«Какие справки?»
«Подтверждающие».
«Что подтверждающие?»
Он негромко пояснил: «Испуг».
И увидел, что я все равно не понимаю.
«Ну, охотник прицелится в белку, а лесная дева вдруг как выскочит, как ухнет. Обязательно обделаешься с испугу. В другой раз уснешь у костерка, а Болотная бабка на тебя мокрой травы навалит, ряски. Недавно татарин на мельнице видел лесную. Голышом, мохнатая. Выскочил в деревню почернелый, волосы над головой как зонтик. У лесной, говорит, морда тарелкой. Медная. И волосы по часовой стрелке завернуты. Когтями по паркету тук-тук».
«Какой же паркет на мельнице?»
«Ну, это я так, к слову, – признался врач. – Но такую вот пусти на паркет, она точно стучала бы. Я в справках честно и прямо пишу: «Освобожден от всех видов работ. Даже от подконвойных. Основание: болезненные последствия встречи с Болотной бабкой».
«И Антону давали такую?»