Деревянные углы выщерблены непогодой. Время все вычернило, раскрошило, привело в упадок. Ясно представил, как страшно завывала тут метель, как били по крошечным окошечкам свирепые снежные заряды.
Передернуло. Остановился перед низким крылечком.
На крылечке стояла рассохшаяся деревянная бочка. Ничего такого особенного, но над ржавым обручем виднелась подновленная надпись:
Глава IX. Выстрел
В бараке оказалось пыльно и сумеречно.
Все равно я разглядел еще одну надпись на скамье:
Черная краска. Нисколько не выцвела. И на столе указано:
Доски пересохли, покоробились, но краску время будто не тронуло. Или правда подновляли её?
На захлопнутых дверях действительно красовался мученический венок. Он был очень искусно сплетен из колючей проволоки. Где-то я такой видел… Кажется, в деревенском клубе…
Слово
Стараясь не чихнуть, не закашляться, наклонился к низкому окошечку.
Пыльные лезвия битого стекла мешали видеть, но, в общем, все было открыто перед глазами: голая земля, покосившаяся сторожевая вышка, на ее окруженной перилами площадке – Кум. По гнилой лесенке, присобаченной к столбу, даже ребенку опасно было подниматься, но Кум каким-то образом поднялся. Привычно водил стволом карабина, не спускал колючих глаз со Святого и Евелины, сидевших внизу на широком обтрухлявленном пне.
На моих глазах происходило что-то непонятное.
– Где Зиг? – крикнул Кум.
Святой что-то сказал Евелине, до меня донеслось сглаженное расстоянием: «Аха». Похоже, карабин Кума нисколько не пугал Святого. Узкая ладонь гладила пень, густо, как молоком, облитый белыми лишайниками. Мне казалось, что я слышу, как звенят над Евелиной комары. Но это, конечно, казалось, хотя даже Кум иногда хлопал ладонью по голому лбу.
– Где Зиг?
– В надежном месте.
– Это где? – не принял ответа Кум.
Наверное, в частной клинике Абрамовича, подумал я.
Но Святой не собирался ничего пояснять. У него были свои вопросы.
– Где Фрида?
Кум ответил, переняв его манеру:
– В надежном месте.
И все-таки не выдержал:
– А ты что? Нашел Офицера?
– Его не найдешь. Помер твой Офицер, давно помер. – По лицу Святого было видно, что знает он неизмеримо больше, чем Кум. – Сам прикинь, столько с тех пор лет прошло.
– Он Большой лиственницы касался, – непонятно возразил Кум.
– Ну, если и так. – Брат Харитон ласково погладил прижавшуюся к нему Евелину. – Зачем тебе Офицер?
– Зига лечить.
– От чего?
– От дикости.
– Это не болезнь.
Кум явно рассердился.
– Сиди на месте! – крикнул он брату Харитону. – Стрельну!
– В меня? – В голосе Святого не было ни удивления, ни упрека. Только вопрос.
– А то! – Кум нехорошо засмеялся, но глаза отвел. Явно не хотел и не мог стрелять в Святого. – Зачем привел новеньких? Парня – он, наверное, имел в виду меня, – понятно, на подставу. А девку бросишь… Знаю… ЧК начеку… Изучил Фриду, теперь все сам знаю… Фрида, она – дура, она идет на запах несчастья. Только, – хмыкнул он нехорошо, непонятно, – спустил я с цепи твою приманку. Сидит теперь на цепи шнырь с портфелем. А с тобой я пойду нынче.
Они явно понимали друг друга.
Не было смиренности в Святом, не было страха в Куме, но что-то неистово, что-то беспрерывно грызло их изнутри. Не болезнь, нет, болезнь придает людям бледности, суетливости, а они только побагровели. По каким-то неизвестным причинам только эти двое, кажется, могли добраться до Большой лиственницы, иначе зачем Куму устраивать такие сложности? Неизвестные мне Зиг и Фрида вне счета. Бог с ними. Я даже подумал: не о ребенке ли, увезенном в частную клинику, спрашивает Кум? А Святой спрашивает – не о лесной ли деве?
Я потянул дверцу ржавого сейфа.
Она отошла со скрипом, на пальцах осталась ржавчина.