Женский чулок… Не шелковый, нет, может, фильдекосовый… Еще какое-то рванье… Всё истлело, частично посеклось… Тут же валялся замызганный, покоробившийся от сырости паспорт…
Провел пальцем по скамье. Пыль. Везде пыль. Но на скамье – мало.
Машинально прислушался к голосам, доносящимся снаружи. Кум, кажется, сомневался в праве Святого оставаться и впредь единственным пользователем Мирового информационного банка. Твердо считал, что наступило его время, пришла его пора. Он ведь ждал этого всю жизнь. Даже врагов народа доставляли в лагпункт на казенных баржах, а он всегда и везде топал на своих двоих. Ступня, конечно, большая, но сколько можно? Ну никак один не дотопает до Большой лиственницы. А ему надо. Он заслужил. Много знаний – много силы. Он знает. А то всегда за все только отвечал. Стрелки НКВД утопят в болоте лесного, а отвечает он. Например, с приезжим лысеньким капитаном в золотых очках тщетно искал утопленное волосатое тело. Зачем-то понадобилось начальству. Бросал стальную «кошку» в болото, тыкал шестом. Ничего. Снесло подземным течением или забило под корягу. Для стрелков обошлось, а Кума капитан бил по аленькому личику. Когда Кум упал, все норовил попасть сапогом по лбу.
«Так?» – спросил Святой.
«Ты этого знать не можешь».
«А вот знаю. Мне многое дано, – указал брат Харитон на небо. – Может, я
Кум нервно водил стволом карабина.
Получалось, что Святой действительно много знал.
Напомнил вдруг один разговор с майором, а ведь про этот разговор только Кум и майор знали.
«На фронт хочешь?» – спросил Кума майор.
Кум испугался:
«Родину защищать?»
«Вот-вот. На передовой».
«Так передовая, она же и через лагпункт проходит».
«Считаешь, тут без тебя не справимся?»
«Да почему?» – забормотал Кум.
«Тогда проявить себя надо».
«Так я стараюсь! Всяко стараюсь».
«На фронте больше возможностей… Отличишься… – Куму в тот год стукнуло шестнадцать, майор прекрасно знал о его возможностях. Смягчился: – Это ты правильно уловил: передовая и через лагпункт проходит… Мы тут все делаем для родины… – И хмуро закурил, откинулся на спинку стула. – Только не для того, чтобы ты девок гонял по деревне…»
«Так то природа, – лепетал Кум. – Я как все».
«Сдашь оружие», – распорядился майор.
«Да как же на фронт без оружия?»
«Воевать будешь с вейсманистами-морганистами».
«Вот суки! – окончательно испугался Кум. – Это как же так? К троцкистам? Они же нелюди!»
«Поведешь среди них линию партию. По-особому будешь действовать. За всеми следить, участвовать во всех разговорах. Заодно ночью к лесной
«Да если и так… Опасно же… Вдруг клыками в горло?»
«Выбор есть, – намекнул майор. – На фронте убивают верней».
Кум все понял.
И приказ
В одном только сомневался:
«Она же не говорит. Как ее пойму? У нее и слов нет человеческих».
«Умей решать проблемы. Видел же, как мы глухонемых допрашиваем».
«Ну да… Линия партии… Я готов… Только вот мохнатая… С ней-то как?.. Ну,
«Не лошадь, – засмеялся майор. – Мы и хотим, чтобы
И вдруг страшно добавил: «Ты постарайся…»
К облегчению Кума и к ужасу начальства, весной сорок пятого года лесная баба не только
Карабины кисли от пороховых газов, а толку?
«Где Зиг?»
«Где Фрида?»
Вопросы повторялись.
Я уже понял, что всем сразу идти к Большой лиственнице нельзя.
Что-то важное этому мешало. Но Святой по определению не мог не идти, а Кум тоже стремился к волшебному дереву всю жизнь. Потому и покрикивал: «Пристегнул я твоего шныря… Братаны придут – разберутся… И с этим разберутся, который сейчас в бараке… Гони девку, пусть уходит. Не заблудится!»