Шкатулка рыцаря (сборник)

С трех сторон ее окружали какие-то ну прямо бронебойные сизые ели, а с севера тускло отливало оловянное болотце, в котором растворялся ручей, зарождающийся в корнях Большой лиственницы. Само дерево показалось мне исполинским. Метров двадцать пять в высоту, не меньше. Снизу хвоя желтела, осыпалась, высвечивая на земле призрачный рыжий круг, ствол темнел многими платиновыми чешуйками. На ветках – узелки черных шишечек. Мириады, миллиарды бесчисленных черных шишечек. Как мушки на траурной кисее. Сучья загибались в небо, уменьшаясь в размерах, а самые нижние, наоборот, распластались чудовищной тарелкой. Вот она, настоящая принимающая антенна, направленная в определенную точку неба.

Только такая может питать людей чистой энергией Космоса.

Впрочем, не каждого. Вровень с болотцем виднелись холмики, над которыми торчали еловые вешки, украшенные снизу лаковыми брусничными листочками. Номера на вешках выглядели подновленными, мрачная удовлетворенная усмешка легла на крошечное личико Кума. Наверное, подновление номеров он считал своей прерогативой. Медленно положил карабин на замшелый пень, обтрухлявленный по краям, и я понял, что мы с Евсеичем (может, на время) прощены. Нельзя стрелять вблизи Большой лиственницы, мировой энергии хватит на всех. Маленькое личико Кума сладко морщилось. Нежное тепло исходило от нагревшегося за день дерева. Прикасаться надо осторожно, подумал я. Следует выбрать такое местечко, где кора не залита живицей. Корни прихотливо разбегались по поляне. Они то вылезали из-под усыпанного хвоей жалкого дерна, то вновь под ним прятались. Это еще больше увеличивало сходство Большой лиственницы с живой принимающей антенной.

Евсеич оглянулся. Блуждающая улыбка изменила его мятое, как сапоги, лицо.

Замков на желтом портфеле было два. Может, Евсеич забыл про цифровые коды: он не пытался открыть замки, просто рвал их. Притоптывал ногами от нетерпения, постанывал. До меня дошло наконец почему в редкой траве здесь и там валяются мундштуки, пуговицы, обрывки ремней, совсем не тронутые коррозией пряжки. Добравшись до Большой лиственницы, счастливцы, видимо, торопились избавиться от всего ненужного. Они не хотели начинать новую счастливую жизнь со старыми, не принесшими им удачи побрякушками. Долой! Из желтого старомодного портфеля выпал моток тонкой веревки (может, намыленной), мятый платок, полетели таблетки в цветных облатках, в баночках, в упаковках. Глаза Евсеича неистово пылали. Зачем ему теперь лекарства? Он наконец добрался до волшебного дерева! Он теперь выиграет все судебные процессы!

40

Опять треньканье.

Вытащив телефон, я медленно пошел вокруг Большой лиственницы.

Никто меня не останавливал. Все, что могло случиться, уже случилось. Никого не застрелили, все добрались до волшебного дерева, живая антенна готова была питать новых пользователей неистощимой энергией Космоса.

«Этот Левшин совсем обалдел».

Ну и что? Какая разница? Мне было неинтересно слушать обывателя.

«Этот твой Левшин совсем обалдел, – где-то далеко-далеко повторил в трубке Роальд. – Все твои приятели придурки. Что за волосы ты передал Левшину перед отъездом?»

«Просто прядка», – ответил я.

«Чья?»

«Возможно, ребенка».

«А где сейчас этот ребенок?»

«Возможно, в клинике доктора Абрамовича».

И догадался: «Вы забрали цифровую камеру из сада?»

«Вот именно. И нашли несколько интересных снимков. Там действительно какой-то ребенок. По пояс высунулся в окно».

«Волосатый? Похож на медведя?»

«Точно. Волосы у него и на лбу, и на щеках у него волосы».

«Звать его Зиг, – подсказал я. Мне хотелось поскорее отделаться от Роальда. – У него ступня должна быть огромная».

«Ну, не знаю. Ступня в кадр не попала».

Ладно. Я не сердился на Роальда. Я смотрел на Большую лиственницу. Роальд, он что… Он, понятно, запрограммирован определенными силами…

«Давай потом поговорим».

Я увидел под Большой лиственницей человеческий скелет.

Височная кость покрылась нежной зеленью, будто ее полили чернилами, сквозь правую пустую глазницу пробился тоненький сухой хвощ.

Может, это брат мадам Генолье, кто знает?

«Все твои приятели – придурки, – бормотал в трубку Роальд. – Этот Левшин, например, утверждает, что ему со всего света присылают диковинки. Всю жизнь занимается непонятными вещами. Сейчас пишет большую книгу с профессором Рыбниковым. Это его учитель. Недавно с Севера Левшину прислали человеческие копролиты. Если не знаешь, что это такое, то переведу. Человеческое говно. Просто человеческое говно. Левшин называет его копролитами, но на самом деле это всего лишь говно. Только окаменевшее. Изучает его под микроскопом, утверждает, что фауна и флора отличаются от наших».

«При чем тут мохнатый ребенок?»