Шхуна, которая не желала плавать

Поскольку нам троим было не под силу вытащить «Орегон» на песок, а Тео не умел плавать, мне же галантность не позволяла возложить эту миссию на Клэр, то я был вынужден раздеться и нырнуть за борт. Вода была ледяной, но зато абсолютно прозрачной. Нырнув в первый раз, я обнаружил, что гребной вал безнадежно погнут. Исправить это сами мы никак не могли, не говоря уж о других повреждениях. Единственное, что мне оставалось, — попытаться высвободить вал, чтобы можно было убрать винт в колодец.

Это потребовало времени и привлекло зрителей. Нырнув в третий раз, я увидел с расстояния в три фута крупную серую тюлениху. То есть я предположил, что это была именно тюлениха, поскольку она, казалось, испытывала ко мне сильнейший и бесцеремонный интерес, придвинув любопытствующую морду так близко, что я, при полной моей наготе, покраснел бы от смущения, если бы мог. Но поскольку покраснеть я никак не мог (так как посинел от холода), то поплыл к берегу, где встал на ноги, содрогаясь от озноба и негодования, и попытался объяснить Клэр и Тео двусмысленность моего положения. Но сочувствия у них не нашел. Тео заверил меня, что в моем замороженном состоянии я абсолютно гарантирован от сексуальных посягательств. Клэр же только хихикнула.

Я вновь взялся за работу. И теперь уже три тюленя примеривались мне подсобить — или что еще там было у них на уме. Повернувшись к ним спиной, я наконец высвободил винт, вынырнул и влез на борт.

— Вот видишь, — сказал мне Тео (с некоторым разочарованием, как мне показалось), — ничего же не случилось, а?

Я не представлял себе, что Тео планирует делать дальше, но он скоро меня просветил.

— Maintenant^[16], — сказал он твердо, — мы поплывем домой под парусом.

Я не знал, что у нас есть парус… и какой же это оказался парус! По-моему, свою жизнь он начал на греческой триреме, ибо древности был неописуемой. Косой бермудский по форме, он был таким тонким, истертым, что ветер, веявший легчайшим зефиром, продувал его насквозь.

С помощью весел-бревен мы преодолели дикую толчею, где накатывающаяся зыбь встречалась с отливным течением, и вновь оказались в открытом океане.

Теперь береговая дымка, такая прелестная в Барашуа, превратилась в коварного врага, так как маскировала низкую линию дюн и смазывала силуэты Микелона и Ланглейда. Вскоре мы оказались в полном одиночестве в пустом океане, где не было видно ни клочка суши.

Впрочем, оснований опасаться, что мы заблудимся, никаких не было. На «Орегоне» имелся компас. Тео с гордостью извлек его из-под скамьи и небрежно водворил на машинный люк — то есть на триста с лишним фунтов железа. Компас, по-моему, был китайским, века, на глазок, двенадцатого. Песок настолько отшлифовал стекло, что картушка стала неразличимой. Впрочем, поскольку стрелка заржавела и приросла к картушке, особого значения это не имело. Но главное, у нас был компас! Тео никогда на него не глядел, что, пожалуй, было и к лучшему.

А «Орегон» плыл себе и плыл. Парус то и дело падал, когда лопались его подгнившие фалы. А затем начали рваться гик-шкоты. Этот парус чаще чинился, чем ловил ветер. Пустяки. Мы понемножку двигались примерно в южном направлении, все больше погружаясь в ощущение нереальности и, как ни странно, тихой безмятежности. Нам бы следовало с ума сходить от тревоги, а мы ничуть не сходили. Полеживали на настиле под лучами предвечернего солнца, пили вино, ели гусиный паштет, болтали, задремывали и коротали время с беззаботностью, которую задним числом трудно понять. Мы так бы и коротали время до скончания века, если бы ветер не начал менять направление. Таинственным образом он менял его и менял, пока не задул с юго-востока.

Мы с Тео переглянулись, хотя ничего вслух не сказали. Делиться нашими мыслями с Клэр не имело смысла, но мы оба знали, что такая перемена в такое время года и при такой погоде, которая баловала нас весь день, означает приближение шторма.

Я не встревожился даже тогда. Что-то в несокрушимой уверенности Тео и в выносливости «Орегона» делало всякий страх смешным. Ну попадем мы в ураган, так что? Я не сомневался, что «Орегон» выдержит. И все-таки я обрадовался, когда береговой туман рассеялся и оказалось, что мы находимся милях в пяти от Ланглейда.

Ближе к берегу мы подойти не могли, поскольку «Орегон» не имел киля, а потому не мог идти бейдевинд. Ветер теперь заметно посвежел и дул нам в правый борт, и парус, в результате бесчисленных починок уменьшившийся до размеров приличной тряпки, увлекал нас вперед со скоростью в два-три узла. Двигались мы в общем в направлении Сен-Пьера и были вполне довольны своим ходом, пока Тео не мотнул головой в сторону кормы и я не поглядел туда. С холмов Ланглейда неумолимо сползала стена серо-черного тумана, и сползала она в нашу сторону.

И тут сгнившая мачта переломилась. Мы могли бы водрузить на ее место одно из весел. Но Тео не согласился. Весла нам понадобятся. Теперь, сказал он, мы будем грести на восток, пока не укроемся от приближающейся бури с подветренной стороны обрывов Ланглейда.