Он уже полтора месяца не получал никаких сведений из Волхова. Не знал, что там происходит, вытащила ли хотя бы Марья мальчишку, как собиралась, когда он уезжал. Разгуливают ли до сих пор Соловей с Бессмертным по его родному дворцу?
Всякий раз, как Иван вспоминал про Соловья и Бессмертного, в нём поднималось холодное бешенство. Он не мог простить этого Марье, не мог даже понять. Как она могла так поступить?! После всех войн и сражений с этими двумя мерзавцами, после всех потерь и пролитой крови она спокойно пускает их во дворец, а одного чуть ли уже и не в постель! И всё это не спросив его, даже не посоветовавшись. Просто поставив перед фактом. И она ещё смеет его в чём-то упрекать?!
Иван вспомнил день отъезда. Лика с Кошкиной провожали его на крыльце. Были Скаль-Грайские, Финист, Коломна, ещё какие-то чины. Марья на крыльцо не вышла.
Коломна почтительно передал ему письмо от царицы, извинился, объяснив, что у той жуткая мигрень и ей даже с постели сегодня встать тяжело. Иван молча выслушал враньё дьяка. Так же молча обнял и поцеловал Лику, бледную, несмотря на мороз. Сухо попрощался с остальными. Когда отъезжал от крыльца, обернулся, взглянув на верхнюю галерею.
Он был уверен, что она там, и не ошибся. Марья стояла, сиротливо прислонившись к парапету, и провожала его в одиночестве. Кажется, даже Баюна при ней не было. Впрочем, он не разглядывал.
Он знал, почему она там одна, почему не вышла провожать вместе со всеми. Письмо её он так и не открыл, отдав Лёне Чёрту и велев убрать к остальным бумагам. Он догадывался, что там, и не хотел подтверждать свою догадку.
Поздно. Решение уже принято, ничего не изменить. Марья сама его отпустила, она знала, на что он идёт. И никакие письма ничего не исправят.
Если бы она заранее ему всё рассказала, хотя бы попыталась объяснить и убедить! Но она даже сейчас нечестна с ним. Как будто он не понимает, зачем с ним послали Лёню Чёрта! Как будто не знает, почему формальным главой посольства поставили Лёшку Босоволка – хорошего воина, в общем-то, но никакого дипломата. Он ведь тоже присутствовал на совещаниях Марьи с Коломной, наизусть знает все эти ходы и приёмы.
А вот Окоём Иван держал при себе. Нет, он не собирался связываться с Марьей, да и с ней самой говорить не был готов. Но он не мог позволить себе остаться совсем без связи с Волховом. А вдруг что-то с Ликой случится? И Марье хватит совести сообщить ему? Он должен иметь в виду эту возможность, какой бы маловероятной она ни представлялась ему самому.
Иван машинально потянулся к карману, проверил привычную тяжесть. Окоём был на месте. Он подавил в себе мгновенное желание достать его, нахмурился и ускорил шаг.
Потапов шёл навстречу, но остановился, видя, что царевич сам возвращается. Груз, лошади, люди были переправлены на паром. Ждали только их.
– Всё? – сухо спросил Иван, подходя.
– Есть тут одна ещё, – неожиданно сообщил Фёдор, махая кому-то рукой. – Я сказал – решать вам. Но очень уж просилась.
– Чего? – нахмурился Иван, поворачиваясь.
К ним подходила высокая немолодая женщина в чёрном плаще с капюшоном, с посохом и сумкой через плечо.
– Кто это?
– Игуменья какая-то. Говорит, срочно нужно на тот берег. Вроде как тоже в Барилью собирается. Ну что, мать, – обратился Фёдор к подошедшей женщине, которая вряд ли была старше его, – вот его высочество царевич Иван. С ним и толкуй.
– Вы говорите по-нашему? – удивился Иван.
– Да, я знаю не только срединный вестланский, – ответила игуменья. – На востоке мне тоже случалось бывать.
Она говорила чисто, грамотно, почти без акцента.
– Так что вы хотите? – Иван с интересом рассматривал незнакомку. – Переправиться?
– Да, если возьмёте, ваше высочество. У меня есть чем заплатить, но шкипер сказал, что вы зафрахтовали паром только для своих людей, и отказывается пускать.
– А куда вам так срочно надо?
– В столицу, – коротко ответила женщина. – Меня вызывают к епископу.
– Епископу?
– Да, епископу Блатту. Я аббатиса Этерского монастыря, – пояснила она.
– И зачем вас вызывают?
В аббатисе не было ничего подозрительного, просьба её казалась вполне естественной и уместной, но Иван продолжал расспрашивать больше по привычке, чем из осторожности.
– Судя по всему, одна из дочерей дона Саважа собралась постричься, – скупо улыбнулась аббатиса. – И меня вызывают отговорить её. Или взять с испытательным сроком.
– Вот как, – усмехнулся Иван. – Я-то думал, настоятели и настоятельницы заинтересованы в притоке новых послушников.
– Богатые и влиятельные люди не очень любят отдавать своих детей в монастырь, – пояснила аббатиса. – Разве что незаконных. А мы, увы, зависим от них. И вынуждены прислушиваться к их желаниям.
– А при чём тут епископ?
– Епископ Блатт – старый друг дона Саважа.
Фёдор слушал, нетерпеливо переминаясь. Монашка казалась ему вполне безобидной, он не понимал пристрастия, с каким царевич расспрашивал её.
Иван, впрочем, уже потерял интерес.
– Ну ладно, – он пожал плечами. – Хотите, давайте с нами. Место есть. Как хоть зовут вас?
– Наина, – представилась аббатиса. – Наина Этерская.