Школа безумия

— Трудно, когда у тебя дрожит рука. — Он поднял дрожащую правую руку, подержал так мгновение, а затем позволил ей снова упасть к себе на колени. — Дрожание приходит и проходит, но в последнее время случается чаще и длится дольше.

— Мне очень жаль, — сказал Бен. — Болезнь Паркинсона?

— Да. Большинству я не говорил. И был бы признателен, если это останется между нами.

Повисло короткое гнетущее молчание. Снаружи, на заднем дворе, белка погналась по траве за другой белкой и исчезла в кустах.

Бен взглянул на меня и прочистил горло.

— Итак, причина, по которой мы здесь…

Генри махнул дрожащей рукой.

— Да, я знаю. В последний раз я видел вас вместе более десяти лет назад. Спустя целое десятилетие вы неожиданно появляетесь в моем доме. Из чего я делаю вывод: какова бы ни была причина, это что-то важное.

Я почувствовала на себе взгляд Бена, но отрывать свой собственный от Генри Циммермана не стала.

— На днях я наткнулась на старую тетрадь для восьмого класса, — сказала я. — Это напомнило мне про Грейс Фармер. Я вспомнила, что нанимала вас, чтобы вы нашли ее.

Это, конечно, была ложь, но старику не положено этого знать. Я уже сказала Бену, что нам лучше не быть на все сто процентов правдивыми, говоря о событиях, приведших к этой встрече. Это вызвало бы слишком много вопросов.

Лицо Генри Циммермана не изменилось.

— И?

— И, если честно, в то время мне не очень хотелось, чтобы вы нашли ее. Поэтому, когда вы сказали мне, что вам не повезло, я почувствовала облегчение и жила себе дальше.

— Что изменилось теперь?

— Теперь, когда я стала старше и мудрее, мне хочется снова увидеть ее, но внутренний голос подсказывает мне, что тогда вы мне солгали.

Не знаю, чего я ожидала от старика, но выражение его лица не изменилось. Вернее, не сразу. Он продолжал невозмутимо смотреть на меня, но затем мало-помалу суровость в его темных глазах дала трещину, словно глыба льда, и он улыбнулся Бену.

— Вот на ком тебе следовало жениться. Она оказалась смышленой девчонкой.

— Почему вы сказали мне неправду? — спросила я.

Улыбка погасла, и Генри перевел взгляд на задний двор.

— Я не спешил уходить на пенсию. Звучит безумно, не правда ли? Большинству копов работа нравится, но отбарабанив двадцать лет, они готовы уйти и получать заслуженную пенсию. Для меня… быть полицейским — это все, что я когда-либо умел. Моя первая работа, и я очень надеялся, что она же будет последней. Но я был в том возрасте, когда у меня не было выбора. Меня фактически выжили. Вот почему я решил стать частным детективом.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Знаете, в чем заключалась моя деятельность? В слежке за неверными мужьями. Например, во время обеденных перерывов. В большинстве случаев они не делали ничего дурного. Жены были просто подозрительны. В других случаях, да, они изменяли, и я был вынужден докладывать об этом.

Он умолк, а когда заговорил снова, его голос звучал мягче:

— Если честно, мне кажется, я проклял себя тем самым первым делом. Все сделал не так. Солгал вам, и из-за этого все мои следующие дела пошли вкривь и вкось. Частным детективом я проработал недолго. Я пожалел о том, что сделал. Даже подумывал позвонить Бену, попросить его устроить мне встречу с вами, но я этого не сделал. Я из поколения упрямых мужчин, и думаю, в сердце своем всегда буду упрям, как бы сильно я ни желал измениться.

Я нетерпеливо поерзала на диване.

— Почему вы говорите мне это сейчас?

Он в упор посмотрел на меня.

— Вы нашли меня. Вы выследили меня. Мне кажется, будет лучше, если вы наконец услышите правду. — Он подвигал челюстью взад и вперед, а затем честно признался: — Я нашел вашу подругу. Это было несложно. Я заглянул в некоторые записи… она и ее мать вернулись туда, где жили раньше. Вы знаете где?

— Где-то в северной Пенсильвании.

Старик кивнул и поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее.

— Округ Брэдфорд, городок прямо у окружной границы. То, что мы называем Аппалачским захолустьем. Край углекопов[14]. — Он усмехнулся. — Знаю, это уничижительное прозвище, но оно уместно. Они там по-другому устроены. Живут по другим правилам. Тяжелый труд, беспросветная жизнь, неудивительно, что пьют по-черному. Жизнь в шахтах меняет человека. Без надобности с ними лучше не связываться.

Он снова умолк, снова выглянул на задний двор и сказал нам, что, когда он нашел адрес Грейс и ее матери, внутренний голос шепнул ему, что он должен его проверить. Проработав полицейским тридцать лет, он знал, что внутреннему голосу стоит доверять. И решил съездить туда. В момент, когда он свернул на их дорогу, его охватило странное чувство ужаса.

— В то время мне было под шестьдесят. Я был копом. И я сразу понял, что это не место для восемнадцатилетней девушки. У меня не было номера, по которому вы могли бы позвонить своей подруге. Только адрес. Либо вы отправили бы ей письмо, либо сели в машину и поехали туда. И внутренний голос подсказывал мне, что ни то ни другое не было хорошей затеей. Вот почему я сказал, что не смог ее найти.