— В школе несколько другая ситуация, — терпеливо пояснил Персиваль. — Наши никуда не уходят, но тут девочка. Они будут охранять ее. К персоналу фэйри тоже лояльны и уважительны, других студентов не обижают. Благой же Двор никогда не нес нам добра. Комично, но это факт.
— Проклятые эгоисты! — воскликнула Женевьева.
Одетт поддерживающе стиснула ее руку, не сводя подозрительного взгляда с Персиваля.
— Орден остался без руководства, — обтекаемо сказала она.
— Возможно, прежняя магистр, мистрис Белинда пока возьмет на себя эту ношу?
— Никто этого не допустит, — отрезала Одетт. — Если фэйри уходят, плевать они хотели на старуху. Они слушались только моего брата.
— Мы его найдем, — убежденно сказал Персиваль. — Это только вопрос времени. С возвращением только будет сложность, но он сможет руководить Орденом и из-под Вуали.
«Искренне на это надеюсь, — подумал он, — «Вопрос времени» — как точно сказано. Из-за времени как раз все проблемы.
— Тот мир опасен для смертного, — директор смотрел мимо обеих женщин, будто боясь встретиться с их яростными взглядами. — Даже для человека с полномочиями. Не могу лгать — я боюсь. Там на каждом шагу... немыслимые чудовища.
— Мой брат сам — немыслимое чудовище! — выпалила Одетт. — Я не удивлюсь, если он выберется сам.
Сестры магистра в очередной раз переглянулись и разом встали.
— Хорошо, — сказала Одетт, — Можете считать, что мы вам поверили. В Шотландию и Бретань мы поедем в сентябре, их руководители «очень неожиданно» отбыли на отдых в неизвестном направлении. Посмотрим, что нам ответят там. В любом случае, ирландский Магистериум считается основным и встреча актива Ордена будет в Дублине. Там и подведем предварительные итоги.
Персиваль тоже поднялся, галантно целуя руки обеим. Впрочем, на француженок это не произвело видимого впечатления, вежливость ирландца они восприняли как должное. Они взглянули на Персиваля, разом склонили головы набок и вышли из кабинета, привычно беря друг друга за руки.
Оставшись в одиночестве, Персиваль сел обратно за стол и устало прикрыл лицо ладонями. Разговор вымотал его.
Толкаясь и переругиваясь хриплым шепотом, кобольды взломали замок комнаты и уставились на спящую женщину. Каландру явно мучили кошмары — она разметалась по кровати, тяжело дыша и обливаясь потом. Время от времени она слабо вскрикивала и меняла позу, точно с кем-то сражалась.
— И чего делать? — спросил один из темных, неразборчиво шепелявя. — Докторицу может нужно, банши?
— Не велено, — прогнусавил другой. — Только барахло собрать и вынести. Велено — тащим.
Он первым вцепился в край картины, прислоненной к стене, давая пример всей артели. Некоторое время кобольды пыхтели и тянули, потом один вспомнил:
— И еще чего-то!
Остановились и задумались.
— Траву собрать в мешок! — наконец вспомнил один. — Велено — собираем. А кто приказал-то?
Снова задумались.
— Да ты начинай! — приказал главный. — Само вспомнится. Вроде, в красной бумажке!
— Нет, в синей!
С энтузиазмом повспоминав цвета, кобольды пошвыряли в мешок все, до чего могли дотянуться цепкими лапками и продолжили тащить картину. Но в коридоре снова вышла заминка.
— А дверь чинить обратно велено?
Порешили на всякий случай починить. Получалось это у них, впрочем, почти беззвучно и быстро. Руками кобольды работали явно лучше, чем головой. Когда все было готово, они собрались было уже разбежаться, но голос смутно знакомой женщины остановил их:
— Подождите, это еще не все. Отнесите все, что взяли, за ворота и там бросьте. А это за работу.
Она вынесла темному народцу несколько бутылок виски и захлопнула дверь. Кобольды переглянулись.
— Потащим? Или тут оставим? — награда уже жгла пальцы от предвкушения.
— Хозяйка приказала, — рыкнул главный. — Людям служить велено. Велено — служим. Ну, братцы, последний рывок!
Сам он осторожно нес бутылки. Кобольды шустро дотащили поклажу до ограды, пропихнули через прутья и прыснули обратно к особняку. Впереди ждало заслуженное угощение и желанный отдых.
Туман вытянулся, как щупальца живого существа, и поглотил неожиданный дар. В это мгновение Каландра вскинулась на постели, просыпаясь от собственного вскрика. В голове путались сны, явь и воспоминания, сменяя друг друга безумным калейдоскопом.
Память подкидывала то пожар, то нападение светлого войска, то, что сошедшая с картины девушка сама вышла сквозь запертую дверь. Никогда еще Каландра не ощущала себя такой слабой и беспомощной, найдя в себе силы рассказать о произошедшем только Персивалю и Катрионе.