Школа хороших матерей

— Могу я поцеловать тебя сюда? — спрашивает она, показывая на щеку куклы. Другая кукла должна дождаться, когда кукла Колина ответит «да». Если кукла ответит «нет», то никаких поцелуев, объятий, держаний за ручки.

Они вернулись в педиатрическое крыло. Тут лежат ковры размером побольше, но нет никаких игрушек. Куклы запрограммированы на телесное любопытство. Куклы-мальчики расстегивают пуговицы и достают пенисы. Куклы-девочки трутся о стулья. Куклы нежно гладят синие заглушки друг у друга.

В случаях ненадлежащих прикосновений родители должны разъединить кукол и научить их говорить: «Нет, у тебя нет разрешения трогать меня. Мое тело священно».

У кукол не хватает терпения на это упражнение. Большинство может сказать «Нет!» и «Не делай этого», но предложения они не заканчивают. Слова «разрешения» и «священно» слишком длинные. Они повторяют «тело, тело, тело» до тошноты, отчего это становится похожим на попсовую песню.

Фриде хочется знать, целовал ли кто-нибудь Гарриет, что Гаст и Сюзанна думают про такие поцелуи, играет ли Гарриет на детской площадке с мальчиками, как Эммануэль с Джереми.

Ей становится все труднее не замечать Таккера. Ей хочется сказать ему о доме ее разума, о доме ее тела. Разве школа не учит их, что по-настоящему им нужен партнер, который зарабатывает деньги? Разве их не готовили к тому, чтобы они стали неработающими матерями? Откуда тогда еще могут взяться деньги? Инструкторы ни разу не говорили о работе, о детском садике, о бебиситтере. Один раз она услышала, как миз Каури сказала «бебиситтер», и это прозвучало так, как если бы она произнесла «террорист».

Какую работу может она найти, чтобы та стоила затраченного на нее времени? В школе она всегда завидовала одноклассникам, чьи матери готовили пироги и отправлялись с классом в походы, устраивали для своих детей великолепные вечеринки на день рождения. Если к ней приходила бабушка — это было здорово, но не то же самое.

Если бы они с Таккером были вместе, может быть, она могла бы работать на неполную ставку. Страховой полис для них обоих купил бы Таккер. Гарриет ходила бы в садик только в дни у Гаста. А в течение ее половины недели она каждую минутку проводила бы с Гарриет. Они бы нагнали весь этот год, что не были вместе.

* * *

Эммануэль считает себя голубой. «Я голубая», — так она отвечает на объяснения Фриды, касающиеся двурасовости, о том, что мама китаянка, а Эммануэль наполовину китаянка.

— Не голубая, — говорит она. — Наполовину голубая.

Они уже три дня изучают расовые различия, а это часть уроков подпрограммы по предотвращению расизма и сексизма. Они использовали книги с картинками, чтобы облегчить разговор о цвете кожи, они рассказывали своим куклам о различиях между «снаружи» и «внутри», о том, что внутри все одинаковы, а внешние различия должны стать предметом гордости. Но их цель не гармония. Проходит несколько дней, и куклы оказываются запрограммированными на ненависть.

— Страдания, — говорят инструкторы, — самый эффективный инструмент обучения.

Куклы по очереди играют роль, обижают друг друга. Их программируют на понимание и употребление пренебрежительного языка. Белых кукол программируют на ненависть к цветным куклам. Кукол-мальчиков программируют ненавидеть девочек. Белые родители белых кукол-мальчиков целую неделю извиняются, стыдятся. Некоторых упрекают в избыточной строгости. В классах с куклами постарше отмечены драки. В техническом отделе озабочены тем, что появились куклы с повреждениями лица и вырванными волосами.

Родители учатся утешать своих кукол, когда те испытывают на себе несправедливость со стороны других. Некоторые цветные родители начинают заводиться. Другие поддаются эмоциям и ругают кукол-расистов. Кто-то кричит. Даже Линда кажется расстроенной. За обедом рассказывают истории травли, насилия, агрессии и домогательств со стороны полиции.

Черным родителям не нравится, когда вся проблема сводится к расовым предрассудкам. Родителям-латиноамериканцам не нравится, когда их детей травят, разговаривая с ними на отвратительном испанском или когда их называют нелегалами. Белым родителям не нравится, что их кукол превращают в расистов. Фриде не нравится, когда черные, белые и латиноамериканские куклы оскорбляют Эммануэль.

За ланчем Таккер сообщает Фриде, что он устал разыгрывать белого дьявола. Он устал слышать, как его кукла употребляет слово «ниггер». Его настоящий сын никогда бы не произнес такого слова. Мать Силаса всегда покупает книги с картинками, на которых изображены дети разных рас. Они каждые несколько недель покупают новые, так что Силас никогда не видит перед собой только белые лица.

— Исследования показывают, что даже полуторагодовалые дети могут демонстрировать расовые предубеждения, — говорит Таккер. — Не давайте им повода прицепиться к вам — обвинить в том, что вы жалуетесь.