Школа корабелов

«Благодать»!.. Это имя дал кораблю сам император Павел. Только случайно Катасанов узнал, что слово «Анна» значит по-гречески «Благодать». Блистательную фаворитку царя Анну Петровну Лопухину прозвали Благодатью. Это слово красовалось на гренадерских шапках, на штандартах и корабельных флагах. Через Кушелева государь торопил Катасанова ускорить постройку гигантского корабля. Все шло как нельзя лучше: массивный киль «Благодати» оброс уже шпангоутами, лучшие охтенские плотники, резчики, кузнецы трудились на нем с восхода до заката солнца. И вот сейчас император сам воздвиг преграду успешным работам.

Размышления генерала прервал Путихов, потихоньку открывший двери кабинета. Заметив колебание не решающегося войти подчиненного, Катасанов крикнул:

— Да входи уж, коль пришел. Топчешься и скребешься у дверей, словно крыса. Видел, что в адмиралтействе делается?

— Так точно, ваше превосходительство, видел!

— Удар нанесен метко. Не иначе, как кое-кто из заморских друзей, обеспокоенных заигрыванием нашего государя с Наполеоном Бонапарте, боится растущего Балтийского флота и пакостит, чем может.

— Но ведь повеление с замене плотников поступило из канцелярии его величества, — возразил Путихов. — Неужто и там вороги есть?

— Они везде есть. Эта лиса — маркиз де Траверсе, что ныне Черноморским флотом командует, пригласил на службу своего соотечественника, корабельного мастера де Брюна.

— Не того ли, ваше превосходительство, что у турков семь лет служил?

— Того самого. По представлению Траверсе и адмирала Кушелева, государь назначил его директором адмиралтейства. Он только заступил на должность, а результаты, как видишь, уже «отличные». Что-то теперь с моим кораблем будет? Видно, не дожить мне до того дня, как его на воду спустят.

— Зря духом падаете, ваше превосходительство. Среди солдат можно отыскать изрядное число отменных мастеровых. Ежели в расстановке их порядок учредить, работа постепенно наладится.

— А ведь верно! Об этом я не подумал, — оживился Катасанов. — Сейчас вызову унтер-офицеров, пусть отберут знающих плотников. Солдат разобью на десятки и в каждый десяток дам два — три таких человека. Светлая у тебя голова, Евлампий Тихонович. Как там у тебя в училище?

— Полнейший порядочек, ваше превосходительство. Учителя хорошие, ученики сыты и всем довольны. Токмо вот письмо привез вам из Академии наук, ответ на нашу просьбу о назначении профессора математики.

Генерал прочел письмо. Академия предлагала директору училища вступить в переговоры с академиком Семеном Емельяновичем Гурьевым, который хотя и перегружен сочинением ученых трудов и лекциями, но, возможно, согласится давать уроки в училище корабельной архитектуры.

Поморщившись, Катасанов бросил письмо на стол. С именем Гурьева у него были связаны неприятные воспоминания. Двенадцать лет тому назад Александр Семенович приехал в Кронштадт, где Гурьев устанавливал гидравлическую машину для откачки воды из Петровского дока. Катасанов уже был известным корабельным мастером, а Семен Емельянович только молодым инженером. Правда, он побывал в Англии, куда был послан для обозрения гидравлических работ, и считался образованным человеком. У человека талантливого всегда много недругов; невзлюбил беспокойного, колючего инженера и Катасанов. Чего греха таить, — теперь Александр Семенович сознает, что главной причиной их ссор была его зависть к высокой образованности Гурьева. Корабельный мастер не верил в его работу, доказывал, что машина вовсе не нужна, что откачка воды из дока ручными помпами — дело куда более верное и спокойное.

Машина отлично выдержала все испытания. Семен Емельянович Гурьев получил чин капитана и был принят на флот. Хорошо еще, что он удержался там недолго. Александр Семенович до сих пор не без горечи вспоминает все те злые шутки, которые Гурьев отпускал в его адрес.

— Ваше превосходительство, — облегченно вздохнув, сказал Путихов, наблюдавший за генералом, — торопиться с этим делом не след. По слухам, профессор — человек вредный, занозистый. Тянуть его к нам на службу большой потребности нет.

— Ты так полагаешь? — спросил Катасанов, все еще думая о своем. — Признаться, профессор и мне не по нутру, я ведь Гурьева знаю давно.

— О чем же разговор, ваше превосходительство? Оставим письмо без внимания — и делу конец.

Генерал покачал головой и решительно сказал:

— Профессор по штату положен. Ежели по совести говорить, лучше Гурьева на эту должность человека не найдешь. Он и в математике знаток, и в механике, и в теории корабля. Поезжай-ка, Евлампий Тихонович, поговори с ним. Может, он еще не согласится, кто его знает… Нет, лучше я сам к нему съезжу, а ты наводи порядок в училище, чтобы не стыдно перед профессором было. Я к тебе на днях с инспекцией наведаюсь.

Титулярный советник мысленно усмехнулся. Сколько раз уж генерал грозился приехать с инспекцией… Путихов в это верил, как во второе пришествие.

2

В тесной квартире Гурьева на Стремянной улице всегда было людно. Сюда приходили за советом ученые, изобретатели, инженеры и студенты.