Школа на кукурузном поле

К вечеру Квинтен понимает, что ему всё приснилось. Бертус и Колетта не существовали на самом деле. Тела в тайной комнате он выдумал. И машина не существовала, двойники были лишь частью кошмара.

Квинтен выполняет домашнюю работу. Но, взглянув на своё отражение в зеркале, вдруг видит уставившиеся на него тёмные глаза. Глаза нового изменившегося Квинтена.

Сердце испуганного Квинтена уходит в пятки, когда он вспоминает глаза одноклассников. Такие же тёмные! Глаза, которые прячут множество тайн.

Нет, этого не может быть!

Как же тут понять, что ты прежний? Что в твоём теле не поселился дух Колетты Блэк? А если он прежний, почему так изменились глаза?

Отец громко стучит в дверь и, не дожидаясь ответа, заходит в комнату. Квинтен вздрагивает.

– Обед готов, – зовёт Фред.

Он не сказал ни слова о матери Квинтена, словно и не было того разговора. Мальчик старается не причинить отцу боль.

– Ну что, Квинтен, всё в порядке?

Мальчик кивает. Он всё тот же: мальчишка, который любит спагетти и жареную картошку и не выпускает из рук айпад. Он Квинтен. Нужно верить себе. Всё остальное – глупости. Однако по-прежнему видит в зеркале те глаза.

А вдруг…

Нет, нужно верить, что друзья не изменились. Они всё те же. А Мрачная школа – это просто сон. И этому приходится верить, даже когда эту веру неожиданно подрывают небольшие, едва уловимые изменения. Когда Уна вдруг выдаёт то, чего не знала раньше. Или когда Матт со знанием дела отвечает на трудные вопросы. Или Лео бегло шпарит по-французски. Или Квинтен хорошо разбирается в истории и математике и с лёгкостью выполняет трудные задания.

Даже когда он во сне вспоминает ту ночь, как исчезали в полночь дети.

Тогда он слышал голос, повторяющий заклятие, что стёрло память у всех, от мала до велика. Тот самый голос, что повторял договор с дьяволом и потом отправил Мрачную школу вместе с телами детей и взрослых в небытие. Голос, так удивительно похожий на собственный.

Нет, это был сон. Просто кошмар. Он ни капельки не изменился и твёрдо в это верит.

А что ещё остаётся делать?