Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)

Итак, быстрехонько отстрелявшись в итоговом сочинении дежурными фразами про дома с яркими фасадами и простых советских трудящихся, разгуливающих в отпусках по цветущим садам далеких планет, я перечитала все написанное и… призадумалась. Как-то фальшиво у меня получилось, хотя вроде все было правильно и красиво написано. Нет, слишком много у нас еще несправедливости, чтобы люди ходили по улицам города с блаженно-счастливыми лицами, столь красочно мною описанными.

И черт-таки дернул меня за шариковую ручку. А может, это ангел перышко из крыла своего услужливо протянул – как вам больше нравится. И я приписала к практически готовому сочинению одну «совершенно ненужную и глупейшую» – как меня потом убеждали учителя – фразу. Смысл ее был в том, что главное все-таки не в домах из стекла и бетона и не в полетах на другие планеты. А в том, что в будущем у каждого человека будет любимая профессия, потому что скоро, совсем скоро исчезнет из нашей жизни всяческий блат. И если, скажем, сын дворника будет прекрасно рисовать, никто не посмеет препятствовать ему стать художником.

С сознанием выполненного долга я захлопнула тоненькую тетрадочку в зеленой обложке и отнесла ее на стол учителю…

Что было на следующий день – это может представить себе лишь тот, кому повезло учиться в то время. «К счастью, – как убеждала “мою терпеливую мать” учитель литературы, – перед тем как отправить сочинения на районную комиссию, их читают школьные учителя». «Ну, и что нам теперь с этим делать прикажете? Тетрадки-то все помеченные, с печатью! – чуть не плакала завуч старших классов. – Ну и где, скажите на милость, ваша дочь видела в нашем социалистическом обществе блат? И слово-то ведь такое где-то услышала!»

Надо отдать должное моей маме: она лишь вздохнула и, глядя на меня, произнесла знакомое: «Ну вот, опять все дети как дети, а ты отличилась!» Промучив нас с мамой полчаса, учителя удалились «для принятия решения». Не знаю уж, что они там с моим сочинением решили, но за содержание я схлопотала «трояк». За запретное слово «блат», не иначе.

Сейчас, по истечении стольких лет, пора бы, наверное, выбросить из головы этот случай. Но – не выбрасываю. Смеяться будете, но я до сих пор им себя «меряю и чищу». «Ну что, побоишься на сей раз слово “блат” написать?» – ехидно вопрошает Ирка-маленькая Ирку-взрослую в особо экстремальных ситуациях. И мне очень сложно предать ту смешную девчушку, глядящую на меня чуть исподлобья. «Ну вот, все дети как дети, а ты…» – с улыбкой отвечаю я Ирке-школьнице и… смело опять наступаю на те же грабли.

* * *

Профориентация – такое серьезное слово вошло в нашу жизнь, когда мы перешли в девятый класс. Нет, конечно, мы и раньше знали, что далеко не всем нам по окончании школы посчастливится поступить в вуз, а значит, мы уже сейчас должны готовиться к взрослой жизни, получая некие профессиональные навыки. У нас в районе для этой цели даже школьный завод «Чайка» организовали, где мы раз в неделю после уроков собирали дверные замки из готовых деталей, до крови расцарапывая руки жесткими пружинами.

Но в девятом классе нас явно ждало нечто более серьезное, чем сбор замков. Это мы поняли сразу, как только узнали, что четверо девочек из нашего класса будут получать профессию секретаря-машинистки. Почему только четверо – история умалчивает, но ходили слухи, что у этих девочек просто «родители вовремя подсуетились».

А что же оставалось делать нам – тем, кому не хватило мест за пишущими машинками? О-о-о, нас прямо-таки заждалась одна замечательная профессия: шить лифчики на МПШО «Черемушки»! Нам даже платить за это что-то обещали, и мы с подругой Иркой уже заранее облизывались, предвкушая, как на большой перемене будем покупать у кинотеатра «Одесса» не фруктовое мороженое в стаканчике за 7 копеек, а эскимо с орешками за 28, на которое нам так редко хватало выпрошенных у родителей денег.

Однако, ознакомившись с будущей трудовой деятельностью и расценками на оную, мы с подругой несколько приуныли. Ибо нам с Иркой предстояло… пришивать к лифчикам резинки, и стоило это всего-то 3 копейки за сотню «притачанных деталей». Конечно, мы сами были во многом виноваты: на уроках труда в школе больше хулиганили, чем ночнушки шили и борщи варили, – вот нас так учитель труда и отрекомендовала! Типа, только на резинки мы с Иркой и годимся…

Как бы то ни было, работать за 3 копейки было настолько влом, что мы с подругой соскользнули со стульев у швейных машинок и пошли шататься по цеху. Дабы лишний раз убедиться, что с дешевыми резинками «повезло» только нам.

Представьте себе, мы не ошиблись. Наши одноклассницы уже вовсю сострачивали швы на чашечках лифчиков, а Верке, как самой послушной и умелой, даже поручили «обтачку изделия на оверлоке» – так именовалась эта жутко сложная операция, цена коей была аж 79 копеек за сотню! Это сколько же мороженого за 28 копеек сможет слопать Верка, если сотни три-четыре лифчиков вокруг обошьет!