Школа злословия

Что за черт, болван ты этакий! Чего тебе надо?

Слуга. Извините, сэр, но я думал, вам будет неприятно, если сэр Питер войдет без доклада.

Джозеф Сэрфес. Сэр Питер? У-у, дьявол!

Леди Тизл. Сэр Питер? О боже! Я погибла! Я погибла!

Слуга. Сэр, это не я его впустил.

Леди Тизл. О, это мой конец! Что со мной будет? Послушайте, господин Логик… Ах, он идет по лестнице… Я спрячусь сюда… Чтобы я когда-нибудь повторила такую неосторожность… (Прячется за ширму.)

Джозеф Сэрфес. Дай мне эту книгу. (Садится.)

Слуга делает вид, что оправляет ему прическу.

Входит сэр Питер Тизл.

Сэр Питер Тизл. Так-так, вечно погружен в занятия!.. Мистер Сэрфес, мистер Сэрфес!..

Джозеф Сэрфес. А, дорогой сэр Питер, простите меня, пожалуйста. (Зевая, бросает книгу.) Я тут вздремнул над глупой книжкой… Ах, я очень тронут вашим посещением. Мне кажется, вы тут еще не были с тех пор, как я обставил эту комнату. Книги, вы знаете, единственная роскошь, которую я себе позволяю.

Сэр Питер Тизл. У вас тут действительно очень мило. Да-да, очень хорошо. И вы даже ширму превратили в источник знаний — всю увесили, я вижу, картами.

Джозеф Сэрфес. О да, эта ширма приносит мне большую пользу.

Сэр Питер Тизл. Еще бы, особенно когда вам нужно что-нибудь спешно отыскать.

Джозеф Сэрфес(в сторону). Да, или что-нибудь спешно спрятать.

Сэр Питер Тизл. А у меня к вам, знаете, небольшое дело частного свойства…

Джозеф Сэрфес(слуге). Ты можешь идти.

Слуга. Слушаюсь, сэр. (Уходит.)

Джозеф Сэрфес. Вот вам кресло, сэр Питер, прошу вас…

Сэр Питер Тизл. Ну так вот, раз мы теперь одни, имеется один вопрос, дорогой мой друг, о котором я хотел бы поговорить с вами откровенно, вопрос чрезвычайно важный для моего спокойствия; короче говоря, дорогой мой друг, поведение леди Тизл за последнее время причиняет мне очень много горя.

Джозеф Сэрфес. В самом деле? Мне очень грустно слышать это.

Сэр Питер Тизл. Да, совершенно ясно, что ко мне она вполне равнодушна, но, что гораздо хуже, у меня есть очень веские основания предполагать, что она чувствует привязанность к другому.

Джозеф Сэрфес. В самом деле? Вы меня удивляете.

Сэр Питер Тизл. Да, и — между нами — мне кажется, я открыл, кто это такой.

Джозеф Сэрфес. Не может быть! Вы меня тревожите ужасно!

Сэр Питер Тизл. Ах, дорогой мой друг, я знал, что встречу у вас сочувствие.

Джозеф Сэрфес. О, поверьте, сэр Питер, такое открытие было бы для меня не меньшим ударом, чем для вас.

Сэр Питер Тизл. Я в этом убежден. Ах, какое счастье иметь друга, которому можно поверить даже семейные тайны! Но вы не догадываетесь, о ком я говорю?

Джозеф Сэрфес. Решительно не могу себе представить. Ведь это не может быть сэр Бенджамен Бэкбайт!

Сэр Питер Тизл. О нет! А что, если бы это был Чарлз?

Джозеф Сэрфес. Мой брат? Это невозможно!

Сэр Питер Тизл. Ах, дорогой мой друг, вас обманывает ваше доброе сердце! Вы судите о других по себе.

Джозеф Сэрфес. Конечно, сэр Питер, сердцу, уверенному в собственной честности, трудно понять чужое коварство.

Сэр Питер Тизл. Да, но ваш брат — человек безнравственный. От него таких слов не услышишь.

Джозеф Сэрфес. Но зато сама леди Тизл — женщина честнейших правил.

Сэр Питер Тизл. Верно, но какие правила устоят перед чарами красивого, любезного молодого человека?

Джозеф Сэрфес. Это, конечно, так.

Сэр Питер Тизл. И потом, знаете, при нашей разнице в годах маловероятно, чтобы она очень уж сильно меня любила, а если бы оказалось, что она мне изменяет, и я бы предал это огласке, то весь город стал бы надо мной же смеяться, над глупым старым холостяком, который женился на девчонке.

Джозеф Сэрфес. Это верно, конечно, — смеяться стали бы.

Сэр Питер Тизл. Смеяться, да, и сочинять про меня баллады, и писать статейки, и черт его знает что еще.

Джозеф Сэрфес. Нет, вам нельзя предавать это огласке.

Сэр Питер Тизл. А главное, понимаете, чтобы племянник моего старого друга, сэра Оливера, чтобы именно он мог покуситься на такое злодейство — вот что мне особенно больно.

Джозеф Сэрфес. В том-то и суть. Когда стрела обиды зазубрена неблагодарностью, рана вдвойне опасна.

Сэр Питер Тизл. Да, и это меня, который был ему, так сказать, опекуном, который так часто принимал его у себя, который ни разу в жизни не отказал ему… в совете!