Шкура литературы. Книги двух тысячелетий

Третий всплеск пришелся на осень 1943 и весну 1944 годов – еще полтора десятка рассказов.

Конечно, отдельные рассказы сочинялись и в другие годы (оттого нет единого кодекса «Темных аллей» – и при жизни Бунина, и позднее состав книги варьировался в зависимости от обстоятельств и вкуса составителя), но основу и костяк цикла составляют рассказы, написанные Буниным на волнах вдохновения и в творческой горячке. Поэтому так неровен и разностилен цикл «Темные аллеи» (хотя, по уверению жены, сам писатель и считал его «самым совершенным по мастерству»). Но, чем черт не шутит, может, секрет обаяния этой необычной книги и состоит в ее относительном несовершенстве?

Бунин был способен и склонен поупражняться в стилях (русофильского сказа или «мопассановской» новеллы), закормить читателя, как гуся, явным перебором определений (как в начале новеллы «Степа»), засыпать ювелирными сравнениями (вроде «золоченых реп собора»), заставить кружить по витиеватым тропам деепричастных и причастных оборотов (как в начале финальной новеллы «Ночлег» – кстати, варьирующей, спустя десятилетие на новый лад, тему полумистической «Баллады» и замыкающей, таким образом, композицию всего цикла). Однако все изобразительные уловки, мастеровитые кунштюки и быстро устаревающие стилистические приемы вынуждены отступить, когда со дна слов поднимается «звериный зов» страсти, породившей «Темные аллеи» (как в вуайеристской зарисовке «Начало», где «уже так дико и чудесно воняло зверем»: волчонком в садовой яме, Господним Волком «Баллады» и тем угольно-черным псом, что перегрыз горло звероподобному марокканцу в «Ночлеге»). Бунин знал непререкаемую мощь этого зова и для того, чтобы совладать с ним, заговорить и тем обезопасить себя (поздновато, прямо скажем), создал впечатляющую галерею образов, характеров, ситуаций, позволяющих ощутить, с чем каждый из нас сталкивается, выходя на рандеву с противоположным полом. Прежде всего – с самим собой, диспропорцией родовидового и личного начала в нас самих.

Бунин всячески отрицал автобиографичность большинства новелл – и, действительно, благодаря обилию персонажей, коллизий и расширению географии ему удалось вывести «Темные аллеи» на уровень антропологического исследования. Человеком он был умным, многоопытным и прозорливым, однако мыслителем не был и потому не учел, что характер исследования определяется характером исследователя, его интересом. Художественные произведения почти всегда выглядят умнее и глубже своих создателей, но не намного – и этим напоминают фиксацию открытий, изобретений и личных рекордов.

По существу, «Темные аллеи» – одно из самых впечатляющих саморазоблачений мужской сексуальности. Хотя бы потому, что с согласия автора большинство его героев хитрят, а точнее, небескорыстно мистифицируют себя и окружающих, обряжая безликое половое влечение в одежды и словеса любви, что выглядит куда благороднее и дает неплохой эффект (как в «Музе»: «Я не могу жить без тебя, за одни эти колени, за юбку, за валенки готов отдать жизнь!»). Надо сказать, Бунин достаточно сдержан в описаниях, его литературный вкус безукоризнен для своего времени, но характер волнующего его эротизма очевиден и состоит в спонтанном нарушении запретов, остро нуждается в допингах. «Дорожное влечение к случайным неизвестным спутницам», внезапность совокуплений, неожиданная непристойность, от которой у героев перехватывает горло, любовные сцены на фоне грозы, пожара, похорон, нервного припадка или под иконами – автор коллекционирует все, что по принципу контраста тешит воображение и обостряет ощущения. На фоне постоянно сексуально озабоченных мужских типов их весьма практичные пассии выглядят вроде бы даже циничней, но и адекватней: хотя бы не врут так, если уж отдаются, то отдаются, – и, как правило, они-то и вправду любят. Все это, впрочем, в пределах нормы: пикантность эротизму к лицу, а охота есть охота (даже на двух девиц сразу – с надуманными чувствами и самооправданиями, как в «Натали» или «Зойке и Валерии») – кто не знает, что она «пуще неволи»? Когда силы преследователя или преследовательницы и добычи примерно равны, обе стороны сохраняют все же право и свободу выбора.