Шкура литературы. Книги двух тысячелетий

Он научился с ними жить и даже временами бывал совершенно здоров. Например, во время своей транссибирской поездки на каторгу (5.06.1890 Лейкину: «Благодарю Бога за силу и возможность пережить все эти трудности не как литератору, а как человеку», – и в другом письме 27.06.1890: «Я совершенно здоров»). Да чего там – не просто здоров, а здоров, как бык! Сутками на студеном ветру, по полдня в ледяной воде в валенках и верхней одежде, пища такая, что хоть выбрось – повсюду одно и то же: опостылевшие яйца, молоко, чай да водка (13.06.1890: «Русский человек большая свинья <…> …должно быть, пить водку гораздо интереснее, чем трудиться ловить рыбу в Байкале или разводить скот», – при том, что «народ все больше независимый, самостоятельный и с логикой», в письме от 23–26.06.1890). Заметим, что путешествовал он до сооружения Транссибирской магистрали и до начала массового переселения в Сибирь крестьян из центральных и западных губерний. Каждый день физические нагрузки, бодрящий голод и мертвецкий сон, на Сахалине перепись 10 тысяч каторжников и ссыльных, на обратном пути купание в открытом океане (прыгал с носа идущего судна и цеплялся за канат, брошенный с кормы!) – широкая грудь при росте сто восемьдесят два сантиметра, здоровый крестьянский румянец во всю щеку на морозе и загорелое тело ныряльщика и пловца в тропиках. 9.12.1890 Суворину: «Хорош белый свет. Одно только не хорошо: мы. <…> Пока я жил на Сахалине, моя утроба испытывала только некоторую горечь, как от прогорклого масла, теперь же, по воспоминаниям, Сахалин представляется мне целым адом». После девятимесячного отсутствия Чехов возвращается домой, к переселившейся на Малую Дмитровку семье, опять впрягается в воз – и немедленно: геморрой, сердцебиения, мерцание в глазу, касторка (письма от 17 и 24.12.1890). Но это не разоружение, не полное возвращение на круги своя, потому что с Чеховым в пути произошла умоперемена. В письме от 10.12.1890: «Скажу только, что я доволен по самое горло, сыт и очарован до такой степени, что ничего больше не хочу и не обиделся бы, если бы трахнул меня паралич или унесла на тот свет дизентерия. Могу сказать: пожил! Будет с меня. <…> «Я был в аду, каким представляется мне Сахалин, и в раю, т. е. на острове Цейлоне», – и 17.12.1890: «Не то я возмужал от поездки, не то с ума сошел – черт меня знает».