Шла бы ты…

К примеру, Иран — единственная в мире страна, где государственной религией является не просто ислам, но ислам шиитский. Как бы этот факт ни умалчивался всеми, кто работает над распространением иранского влияния за пределами страны. В полном соответствии с принципом «благоразумного умолчания» аль-такийя…

На протяжении нескольких столетий Оттоманская Порта была не только соседом, но и главным соперником Персии. Империя граничила с империей. Миром это закончиться не могло. И не кончалось. Бои шли по границам. С переменным успехом. Да и восстания в тылу неизбежно поддерживались соседом. У турок персами. У персов турками.

В конце концов Причерноморье осталось за турками. Прикаспий за персами. Армению и Курдистан они между собою кое-как поделили. Месопотамия же на протяжении всей новейшей истории оставалась территорией соперничества. С постоянным переходом тех или иных местных племён от шиитского ислама к суннитскому и обратно. В зависимости от позиции их шейхов.

Тем более что ряд священных городов шиитов так и остался в пределах Турецкой империи. И по сей день остаётся за пределами Ирана. Хотя после свержения Саддама Хусейна шиитские паломничества из Ирана в Неджеф, Кербелу и Самарру в принципе возможны. Несмотря на теракты в отношении шиитов и их святынь, которые организуют суннитские террористические группировки.

Впрочем, теологические пристрастия иранцев за пределами их страны — вопрос особый. И требует рассмотрения скорее с точки зрения религиоведения, чем геополитики. В отличие от имперских амбиций современного Ирана. Которые он демонстрирует, не слишком этого стесняясь. По крайней мере, в части доминирования в шиитских регионах БСВ.

Северный Йемен и Восточная провинция Саудовской Аравии, Ливан и Сирия, Ирак и Бахрейн, населённая хазарейцами часть Афганистана и шиитские общины Пакистана, Азербайджан и значительная часть Дагестана — зона естественных интересов Ирана исходя из религиозной близости населения. Дело житейское. Тут шииты. Там шииты. Плюс исторические корни: персидское присутствие с незапамятных времён.

Однако сколачивание Ираном «персоязычного союза» с суннитским Таджикистаном и таким же по преимуществу Афганистаном, пуштуны, таджики и белуджи которого являются народами, говорящими на языках, наречиях и диалектах иранской языковой семьи, уже не имеет никакого отношения к шиизму. Как и теснейшие отношения Ирана с Арменией и не столь близкие, но прочные с Туркменистаном.

О присутствии ИРИ в Африке, Латинской Америке, Южной и Юго-Восточной Азии, включая активную работу её дипломатов и разведчиков с местными мусульманскими общинами, не стоит даже говорить. Не в шиитском сообществе тут дело. Чистой воды имперская стратегия.

Иран, насколько можно судить по происходящему, активно формирует за пределами своих границ систему отношений, призванную не только поддержать контакты с партнёрами в экономике и военно-технической сфере, но и блокировать в случае нужды его соперников и противников.

В число последних входят не только и не столько Израиль, что Тегеран демонстрирует часто и охотно, но и его исламские конкуренты. В первую очередь саудиты. А также все прочие из числа его соседей, кто пытается выстроить сходные конструкции за пределами своих собственных национальных границ.

Что характерно, Тегеран не только создаёт в качестве инструмента своего влияния на дальней и ближней периферии шиитские военно-политические структуры наподобие ливанской «Хизболлы» или иракской «Армии Махди», но и пытается влиять на суннитские радикальные структуры. Типа палестинского ХАМАСа, перекупленного им на какое-то время у арабских монархий Залива.

Эксперимент этот имел лишь временный эффект. С началом гражданской войны в Сирии, в преддверии близкого, как казалось руководству ХАМАСа, падения режима Асада эта организация разорвала союз с Ираном, предав Дамаск. Прецедент тем не менее заслуживает упоминания. Хотя бы в качестве иллюстрации того, что имперские планы Ирана при формировании союзов не скованы шиитскими догмами.

Впрочем, не меньшего внимания заслуживают попытки Анкары оседлать «умеренные» группировки суннитских радикалов. Пассажиры корабля «Мави Мармара», атаковавшие израильский морской спецназ, пытавшийся остановить этот корабль на подходе к сектору Газа в 2010-м году, стали первыми, но не последними подопечными премьер-министра Эрдогана из числа боевиков. Во время гражданской войны в Сирии территория Турции превратилась в настоящий коридор для транспортировки туда террористов со всего мира.

Вообще, похоже, любой крупный политический прорыв в исламском мире может быть успешным, только если одной из его главных составляющих является ислам. В партийной упаковке или более традиционный, но именно ислам. Плюс, судя по наблюдаемой практике, за пределами своих границ претенденты даже на региональное лидерство, не говоря уже о чём-то большем, должны иметь террористическую поддержку. Чем более многочисленную, тем лучше.