Шлак

Над ухом стрекотало. Я распрямился, повернул голову. Напротив балкона висел коптер, объектив камеры был направлен на меня. Всё, что он сейчас видел — видит тот режиссер. Сука! Я размахнулся и швырнул утюг в него. Коптер вильнул, уклоняясь от броска, и вернулся в прежнее положение.

Из отверстия вынырнул Коптич, склонился над парнишкой. Без лишних вздохов обхлопал карманы, расстегнул патронташ, повесил на шею. Коптер приподнялся над балконом, заглядывая внутрь. Коптич подобрал ружьё и дёрнул меня за руку.

— Чего расселся? Бежим!

На меня напала апатия. Мир вдруг стал тусклым, и Коптичу силой пришлось тянуть меня за собой. На лестничной клетке я услышал, как этажом выше ругаются:

— Афоня, мелкий выпердыш, тебя долго ждать?

Дикарь приложил палец к губам, хотя я и без того не был настроен на разговоры, и начал медленно спускаться. Одной рукой он подталкивал меня, второй держал за цевьё двустволку, направляя стволы вверх.

На улице апатия сменилась истерикой. Коптич продолжал подталкивать меня, оборачиваясь к подъезду, а я заговорил быстро:

— Я ударил его утюгом. Я ударил его. Откуда у меня утюг?

— Тише… Ты подобрал его, когда Жестянщик на балкон вышел.

— И я ударил его. Ударил. Я никого… никогда. Это впервые. Я убил его? Ну конечно. Утюг тяжёлый, я убил его. Как же иначе.

— Тише, Дон… Это нормально. Ты защищался. Иначе он убил бы нас. Ты молодец.

Он говорил вполне правильные вещи, но понимание того, что я убил человека, выворачивало желудок наизнанку. Меня стошнило. Весь не переваренный завтрак вывалился наружу. Вытирая губы, я продолжал сипеть:

— Убил, убил. Представляешь? Убил…

Из подъезда выскочил охотник, завертел головой. Коптич выстрелил навскидку. Заряд дроби увяз в разгорячённом асфальте далеко в стороне. Охотник метнулся обратно, а звук выстрела вернул мне ощущение реальности. Ещё ничего не закончилось. Возле нас кружили два коптера, третий держал на прицеле вход в подъезд, четвёртый завис над головами. Съёмочная группа взялась за нас всерьёз. Не дай бог, вторую команду охотников подтянут, совсем весело станет.

Мы добежали до троллейбуса. Из-за угла выглянул тот же охотник. Он не стал подставляться под ружьё Коптича, вскинул винтовку и выстрелил первым. Я отметил про себя: трёхлинейка. Пуля угодила в верхнюю часть троллейбуса, прошила его насквозь и выбила бетонную крошку из пятиэтажки на другой стороне улицы. Охотник передёрнул затвор и снова выстрелил.

Коптич швырнул меня к троллейбусу, выстрелил от бедра и крикнул:

— Бежим!

На бегу он преломил стволы, вытащил пустые гильзы и вставил новые патроны. Сзади снова громыхнула винтовка. Пуля прошла выше. Не сговариваясь, мы вильнули в проулок и побежали вдоль ряда разросшихся акаций. Позади, не отставая от нас, летели два коптера. Режиссерская задумка завалить на выходе двух зайцев не сработала. Зайцы оказались слишком шустрыми. Но это и раззадоривало. Охота становилась интереснее. Охотников стало меньше, зайцы вооружились и того гляди сами начнут охотиться.

Дорожка уткнулась в теплотрассу. Когда-то через неё был перекинут деревянный мостик, но теперь от него остались гнилые обломки. Насколько давно жители ушли из города? Судя по разрухе, по разросшимся деревьям и слою пыли в квартирах, лет двадцать точно, а то и все тридцать.

Я присел на корточки, заглянул под трубы. Пробраться под ними не вариант, если только предварительно поработать топором. Но это время, да и топора нет. Коптич подставил мне сложенные ладони. Я наступил, ухватился за крепление теплообмотки, подтянулся, потом протянул дикарю руку и втащил наверх. Тут же раздался крик Жестянщика:

— Вижу их! На трубе!

С высоты я разглядел обоих охотников, они стояли шагов за сто от теплотрассы, возле кирпичной коробки теплопункта. Жестянщик указывал в нашу сторону, Кромвель целился из винтовки. Ждать, когда он совместит цель с мушкой мы не стали, спрыгнули в кусты по другую сторону. Чтобы догнать нас, охотникам придётся перебираться через трубы. Мы успеем уйти. Ещё бы избавиться от коптеров. Эти механические твари выдают нас с головой.

— Сбей их, — крикнул я Коптичу.

— Пусть летают. Собью, пришлют другие. Мозгоклюй от такой картинки не откажется. Заяц убил охотника! — он хлопнул меня по плечу. — Такого ещё никогда не было. Мы с тобой на весь Загон прославимся, а потом и на всех Территориях. Наши портреты в каждом трактире висеть будут. Зачётно?

— Какая покойнику разница, где висит его портрет?

— Ай, какой ты скучный, Дон. Это же слава! Многих помнят после смерти? А нас запомнят.

— Это если умрём красиво. А если твари сожрут?

— О тварях можешь не думать. Твари не любят, когда много людей с оружием. Я тебе уже говорил, что они ни разу не тупые, даже когда кажутся тупыми? Будут держаться в стороне и слюной захлёбываться, но не подойдут. А если какая выскочит, — Коптич погладил приклад двустволки, — я ей обеспечу достойный приём.

— И ревуну?

— Ревун дело особое. Исключение, подтверждающее правило.