Шлейф

— Собственно, вы в курсе наших дел, — сказал Бородин, когда китаец ушел. — Из новенького — депеша от маршала. Принес его некий мандарин. Вдобавок к письменному кое-что передал устно…

— Нельзя ли взглянуть на послание? — спросил Анатолий Яковлевич.

Михаил Маркович пошкрябал усы, пригладил волосы и предложил спуститься на кухню.

Свет электрических лампочек, подвешенных под самым потолком дробил темноту. Шумели вентиляторы, тщетно пытаясь разогнать горячий воздух. Китаец подвел их к проволочному ящику с копошащимися в нем змеями разных цветов. Переплетенные между собой, они медленно извивались перед глазами. Повар в зеленом фартуке встал у ящика. В руке у него была специальная вилка.

— Какую желаете?

С трудом преодолевая отвращение, Канторович ждал, когда Бородин выберет себе змею.

— Настоящий гурман, еще на начав есть, смакует удовольствие. Змеи, они ведь тоже разные. Иные как резина… А вот у этой, — ткнул он пальцем в жирный темный бок, — должно быть нежное, сочное мясо. С привкусом судака.

Чуть приоткрыв ящик, повар с молниеносной быстротой выхватил бородинскую избранницу, отсек ей голову и стянул с нее кожу.

— Здесь вкусно стряпают, — сказал Бородин, когда они вернулись наверх. — Прости, Канторович. Я жадничаю. Напоследок хочется до отвала наесться змеями да лягушками. А пока будем Фаню выцарапывать, — вздохнул Бородин и вытащил бумагу из сумки.

«Многоуважаемый высший советник! В то время, когда ваша супруга проезжала Нанкин, в этом районе происходило усиленное передвижение войск. Я был обеспокоен тем, чтобы она не пострадала от какой-либо несчастной случайности, и поэтому пригласил ее сойти на берег. Так как на берегу в Нанкине безопасность вашей супруги не могла быть обеспечена, я просил ее проехать в Цинаньфу. Не беспокойтесь за судьбу вашей супруги — она рассматривается нами, как почетная гостья».

— Надеюсь, устное поручение маршала существует в письменном виде?

— Да.

«Продолжение военных действий между Югом и Севером может повлечь за собой международные осложнения такого порядка, что создастся угроза, в частности, для Китая и Советской России. Тогда супруге г-на Бородина будет угрожать опасность. Если бы г-н Бородин мог употребить свое влияние, чтобы добиться заключения перемирия между Югом и Севером, то тем самым была бы оказана большая услуга делу всеобщего мира, в частности, от этого выиграли бы интересы Китая, Советской России и была бы обеспечена безопасность его супруги».

— То есть Чжан Цзолинь перелагает миссию на вас, и, если вам удастся ее выполнить, отпустит Фаню? Или отпустит вне зависимости от исхода дела?

Принесли лягушек, лежащих кверху лапками в густом коричневом рагу.

Завернув салфетку за ворот кителя, Бородин предложил Канторовичу угоститься.

— Уверяю вас, это очень вкусно, — облизал он лапку, — но с лягушками, так уж и быть, приставать не стану. Вот когда подадут змею…

— Так что же вы ответили?

— Если Чжан Цзолинь полагает, что, задержав мою жену, он принудит меня занять определенную позицию в вопросах войны и мира между Югом и Севером, то, увы, придется его разочаровать. Что же до безопасности моей жены, ее судьба находится в руках китайского народа, который, я уверен, сумеет ее защитить.

— А если не сумеет?

— Выскажись я в нынешней ситуации за мир между Югом и Севером, это навлекло бы на меня справедливые обвинения, — пробормотал Бородин, не подымая головы от блюда с лягушками. — Мол, за жену готов отдать все. Воспротивься же я предложению наладить мир, истолкуют как личную обиду за арест жены.

— Да… После разгрома полпредства мне боязно своих оставлять. Даже при усиленной страже.

Подали змею, нарезанную на кругляшки.

— Непростой период мы переживаем в Китае, — изрек Бородин, наткнув кругляшок на вилку. — Предатели вокруг. Империалисты и белогвардейцы сжимают нас в кольцо. Но мы с тобой, Толя, знаем, как отсечь змее голову. — Кусни, — протянул Бородин вилку.

— В жару мяса не ем, спасибо. Возьму себе лепешку с зеленью, для компании.

— Соблазнительно ты попиваешь байцзю, — дунул в усы Бородин, — пожалуй, придется нарушить сухой закон. Но Фане не скажем!

Он ударил в гонг, китаец принял заказ и вскоре вернулся с графином и лепешкой.

— Тяжело нашим женам приходится, твоя, небось, за тебя и за сына боится, а моя и вовсе в тюрьме сидит. — Бородин отер рот от змеиного соуса и пригубил водку. — За них, за декабристок!

Выпили. Бородин положил перед Канторовичем машинописный лист.

— Нота Литвинова. Косвенно касается Фани, а прямо — всех нас.