Шлейф

И все же «жизнь и время» еще не «перевалили за стрелку часов». Об этом свидетельствует рифмованное посвящение Вале Н. от 20 октября 1927 года. Дата важна. В этот день Федор Петров сочинил свой первый и последний стих.

«Ты была смущена нашей встречей,
Поверь, не меньше смущен был я,
Когда в пятницу в 9 вечера
Мы стали с тобой друзья.
Говорила ты тихо, и красною
Лицо пылало зарей,
И взглядом нежным и ласковым
Меня дарила порой.
Сияла осенняя ночь луной,
Мы шли с тобою рядом.
Казалась ты мне мечтой,
Прекрасным, бесценным кладом.
Пять строчек в письме,
Но пламень
Костром огромным
Вспыхнул в груди.
Не сердце —
Раскаленный камень:
Она сказала:
— Приди!
Она зовет:
— Приходи в среду.
Ах, как мила мне среда!
Как жалко звучат
Мировые победы,
Разрушенные города!
Зажжется новое солнце
От двух метеоров-сердец.
Земля в восторге склонится
Для мира —
Я новый творец».

Федор Петрович желал Валю Н. с утра до вечера и с вечера до утра, но полного сближения не наступало. Стихи — да, мление и томление — да.

Брак на одну ночь — это разврат и распущенность.

Но ведь он готов жениться!

Без условий для семейного проживания?!

Условий нет, а любовь есть. Брак без любви куда страшней. Все равно что растение, выросшее без солнца и воздуха. Еще того хуже — брак сугубо постельный. Без тепла взаимного общения и уважения духовных интересов женщины — это суп без соли, жирное, питательное, калорийное, но свиное месиво, — думал он на голодный желудок.

— Самое, конечно, сложное в современном браке — это его неустойчивость, — рассуждал он при встрече с любимой недотрогой. — «Не сошлись характером», «не поняли друг друга», иначе говоря, «ножницы» в духовных интересах… «Ножницы» же эти — наследие капиталистического общества, результат материального неравенства, классового деления общества и отсюда — разнобоя в воспитании. Но, — заверял он Валю, — по мере укрепления социалистического общества и социалистической взаимности будет укрепляться и брак. Общность во всем — вот идеал, к которому они вместе будут стремиться.

Нет, нет, и нет.

— Так зачем же ты позвала меня в среду?

— Четверг не влезал в размер и не рифмовался с «разрушенными городами».

Не желает она, чтобы зажглось новое солнце!

Демаскировать Валю Н. не удалось. Такое возможно лишь при полном сближении.

На снимке 29-го года его рука грузом лежит на ее плече. Валя Н. смотрит прямо, видит насквозь. Взгляд как с расстрельных снимков. У Федора Петрова наган в кобуре. Без приказа он не стреляет. Разве что в щенка, наделавшего лужу.

Эйн-Карем

Самоизоляция привела Шулю к неотвратимому решению, и она назначила Арону встречу в живописнейшем уголке Иерусалима, у источника, где произошло судьбоносное свидание двоюродных сестер, Марии и Елизаветы.

Эйн-Карем — излюбленное место туристов. Церкви, монастыри, кафешки и дорогие рестораны, при некоторых номера, если приспичит, но главное — природа, безлюдные тропы посреди волшебной горной растительности, которую никто пока что не отменил.

Школа, где училась Шуля, называлась «демократической». Там им честно рассказывали, что Эйн-Карем — арабская деревня и что минарет над источником возведен в шестнадцатом веке. Новых репатриантов, в большинстве своем антиарабски настроенных, возмущает соседство минарета с христианской святыней. Но даже в продвинутой школе новозаветные апокрифы не рассматривались, упор делался на ханаанейский период. Тогда, более трех тысяч лет тому назад, неподалеку от источника было крупное поселение, а в период Второго Храма к нему прорубили тоннель.

Деревня как цвела с ханаанейских времен, так и цветет, разве что вода в источнике утратила божественную силу. Прежде паломники уносили отсюда увесистые бутыли, теперь же при подходе к источнику выставлен предупредительный знак на четырех языках: «Вода не для питья». Что ж, протухает и святое.

Цвел миндаль, Арон опаздывал на 15 минут.

Обойдя источник справа, Шуля круто взяла в гору. С верхотуры открывалась панорама монастырского сада с виноградными лозами и грядами разноцветных распускающихся тюльпанов. Ворота французского монастыря, где содержались дети с остановкой развития, были закрыты, но Шуля знала код. Медленно расходящиеся железные махины распахнулись. Навстречу ей по огромному пустому двору бежал араб-охранник.

— Нельзя, госпожа Альтер, нельзя, — махал он руками, — карантин! Волонтеры уехали…

Неожиданное появление человека на экране монитора теперь вызывает страх.

— А кто с детьми?

— Матушки.

— Как они справляются без волонтеров?