Читаем Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях полностью

Как бы то ни было, в 1826 или 1827 году жизнь Барщевского круто меняется, он отправляется в Санкт-Петербург. В столице в то время жило немало выходцев из Беларуси. Среди них был и старый приятель Барщевского по Полоцкой академии Гауденций Шепелевич, он жил в столице с 1820 года и служил в департаменте духовных дел иностранных исповеданий в чине коллежского секретаря. Государственному аппарату империи были нужны образованные молодые люди, и при наличии рекомендаций их охотно принимали на младшие должности в департаменты различных министерств. Выпускники Полоцкой иезуитской академии при поступлении на государственную службу получали чин коллежского регистратора, и многие из них делали блестящую карьеру, как, например, Константин Степанович Сербинович, который, начав службу в коллегии иностранных дел, позднее перешёл в министерство народного просвещения, а потом в Синод, дослужившись до чина тайного советника. Барщевский же оказался в морском ведомстве, и по служебным надобностям успел побывать в Англии, во Франции и Финляндии. Однако карьера не заладилась, через некоторое время он вернулся в Санкт-Петербург и оставил службу. Обосновавшись в столице, Барщевский стал давать частные уроки латыни и греческого языка, некоторое время он даже преподавал в государственных образовательных учреждениях. Ремесло домашнего учителя позволяло ему жить, хотя и не роскошно, но в достатке, и оставляло довольно времени на любимые занятия. Культурная жизнь столицы была весьма активной, в России шёл золотой век литературы, и не только русской — польскоязычная часть петербургского общества зачитывалась произведениями Игнатия Красицкого, Юлиана Немцевича, Михаила Грабовского, Антония Мальчевского, Фомы Массальского и Адама Мицкевича, действовали литературные общества и салоны, издавались журналы, поддерживались связи с Варшавой и Вильней.

Барщевский долгое время не был заметен на этом фоне как автор, однако прослыл знатоком античной литературы. Он был вхож в дома многих любителей изящной словесности, занимавших видное положение в обществе: полковника генерального штаба Людвига Штюрмера, будущего католического митрополита Игнатия Головинского, графа Генрика Жевуского[256] и многих других. Водил он знакомства и со студенческой молодёжью, приехавшей учиться в университет из Беларуси, Литвы и Польши. Особенное впечатление на Барщевского произвело знакомство с Адамом Мицкевичем, состоявшееся, по всей видимости, в период с 1827 по 1829 год, когда тот приезжал в Санкт-Петербург и жил в городе по нескольку месяцев. По свидетельству современников, Великий Литвин благосклонно отнёсся к стихам уже не молодого, но всё ещё начинающего поэта, похвалил их и даже соизволил поправить некоторые собственной рукою.

* * *

Между тем, за время пребывания Барщевского в столице на его Родине произошло много нового. На белорусских землях не затихало соперничество западного христианства с восточным, русской культуры с польской, российской имперской идеи с речьпосполитской, в него всё активнее стали вовлекаться низшие классы общества. Ультрамонтантские круги принимали меры для обращения крестьян-униатов в римо-католицизм и при содействии полонизированной шляхты стали назначать латинских ксёндзов на места, освобождавшиеся после смерти униатских попов. Со стороны же российских властей была оказана поддержка униатам: для поповичей начали открывать семинарии, было отменено право ктиторства, согласно которому рукоположение во священники могло производиться лишь по разрешению местного пана. Всё это вело к тому, что в среде униатского духовенства постепенно стала приобретать популярность идея воссоединения с Православной Церковью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опыты, или Наставления нравственные и политические
Опыты, или Наставления нравственные и политические

«Опыты, или Наставления нравственные и политические», представляющие собой художественные эссе на различные темы. Стиль Опытов лаконичен и назидателен, изобилует учеными примерами и блестящими метафорами. Бэкон называл свои опыты «отрывочными размышлениями» о честолюбии, приближенных и друзьях, о любви, богатстве, о занятиях наукой, о почестях и славе, о превратностях вещей и других аспектах человеческой жизни. В них можно найти холодный расчет, к которому не примешаны эмоции или непрактичный идеализм, советы тем, кто делает карьеру.Перевод:опыты: II, III, V, VI, IX, XI–XV, XVIII–XX, XXII–XXV, XXVIII, XXIX, XXXI, XXXIII–XXXVI, XXXVIII, XXXIX, XLI, XLVII, XLVIII, L, LI, LV, LVI, LVIII) — З. Е. Александрова;опыты: I, IV, VII, VIII, Х, XVI, XVII, XXI, XXVI, XXVII, XXX, XXXII, XXXVII, XL, XLII–XLVI, XLIX, LII–LIV, LVII) — Е. С. Лагутин.Примечания: А. Л. Субботин.

Фрэнсис Бэкон

Древние книги / Европейская старинная литература
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги