Шлюзы

И я, наверное, зря ее тяну в эти тексты,
слова остреют, царапают, как наждак.
С ней все кажется терпче; она – дорогие специи,
хотя, если присмотреться: съедобно и так.

Эта инфекция в меня вселилась и жгла,
ее SMS то свинцовое сверло, то патока;
еще минуту назад я жила тем, что их ждала —
щекой засыпала в облаке стекловаты.

Это в последний раз меня рвет словами, ломает
костьми,
играет настойчиво в песнях по радио
о том, как она улыбается, и не спастись,
и какая там льется бронза у нее под платьем.

Это в последний раз я кручусь с боку на бок,
набиваю подушку слезами, волчком ворочаюсь.
Она крошит меня голубям, отдает собакам,
и по привычке еще читается в этих строчках.

2011

Февраль, 27

Она еще не была никем.
Шкафы ловили ее углами.
Ласкали тысячами свечей
дневные лампы. А я шарфами
лечила шейные позвонки.
Они трещали от взгляда
в спину. Мой новый ангел
уже трубил. И снег неглаженным
палантином
толкал декабрь на эшафот.
К концу дымилось и трубы пели.
А у меня все наоборот: танцуют
яркие акварели
Ее глаза – ярче всех витрин
ласкали тысячи лиц иных.
Она уже оказалась всем.
А я – ничем. И удар под дых —
зиме назло я учу слова
и молчу о ней. А пришить бы так —
немного неба на два стежка —
к пологой крыше ее зонта.

2007

Второй фронт

Пишу вам, мой ангел, пишу вам, едва дыша,
тут расстреливают SMS из-за каждой бойницы.
Если и дальше так будет крошиться душа,
затягиваясь под горлом, как будто шарф,
не хватит хосписов, санаториев и больниц.

Вы поймите, мои орудия ее бастионам, увы, не чета,
мы еле справляемся всеми литыми наречиями.
Но туманом слепит глаза, и уже не понять ни черта,
и каждая горизонтальная ось мне почти черта,
и делать здесь больше особенно не с кем и нечего.

Иногда так в воздухе холодно, что аж коробит,
онемеешь, напьешься сидра, намажешь йодом
плечи, руки, и вроде бы крепче остов.
Она не какая-нибудь баронесса, не выше ростом,
но я не могу ее, хоть убей, выдыхать из ребер.

2011

Hat verloren

Остановите здесь. Я хочу сойти. Вырвите проводки.
Нас сшивали исчезающим операционным швом.
Твои звонки не дойдут – частоколом стоят гудки.
Останется голос: абонент ушел,
да и тот через час охрипнет, как накричится.

Это мои рубежи, границы, мой новый левел,
выбор за тем, кто тебя растреплет, потом пригладит,
кто научил тебя так отличать от плевел
зерна; носить вот такие платья,
и приходить к нему, выжигая глаза мне?

Остановите: лимит истрачен, забор огранен,
руки – так ровно сложенные под пистолет.
По инерции дам телеграмму: тебе удачи,
а у меня тут на завтра выигрышный билет
в прачечную, где отстирывают память.

2008