Шмель в паутине

– Тантристов, говорите? – заинтересовался Рауль. – Пожалуй, я бы записался в тантристы. Насколько я знаю, они проповедуют свободную любовь и вообще всей душой за самую гнусную похоть?

– Запись в еретические секты вероотступников не производится! – отрезал подвижник. – Или вы становитесь под мое знамя, или ступайте в христианские тенета. Можете податься к иудеям, если угодно. А может, вы тайный политеист? – встревожился он. – Таких в нашем учреждении не очень-то любят.

– Жаль, что я не могу стать тантристом.

– Это мужская тюрьма, сахиб! – всплеснул руками проповедник.

– Тогда ладно, – смирился Рауль. – Я как-то не подумал об этом.

– Решайте скорее, – сказал Вишвакарман. – Надумаете стать индуистом – пожалуйста, я выдам вам такой же наряд, как у меня, и вы сможете принимать участие в отправлении обрядов. Они у нас веселые, не то что у католиков или, упаси Вишну, свидетелей Иеговы. Например, мы с песнями ходим по коридорам, стуча в бубны, или печем специальные пирожки, чтобы раздать их заключенным иных конфессий. Как решите – зайдите на сайт заведения, чтобы отправить мне письмо, и отыщите пункт «Религиозные предрассудки». Это местный дизайнер так развлекается, не обижайтесь на недоумка.

Так ни разу и не улыбнувшись, индуист захлопнул ноутбук и удалился.

Вскоре объявили сбор на обед, и дверь Раулевой камеры щелкнула язычком замка, выпуская пленника. Волнующий голос пригласил его пройти направо по коридору, в столовую, и заключенный послушно выбрался из камеры. Мимо него уже торопились арестанты, и многие обращали на Рауля самое пристальное внимание. Один из них, плюгавый коротышка в чересчур широких брюках, пристроился слева от него и потеребил за рукав.

– Я тебя видел по телевизору, друг! – возбужденно крикнул он. – Ты троих сделал, точно? Меня Антоном зовут, может, слышал о деле «смертельного мстителя из Новатора»? Меня четыре дня назад повязали.

Рауль не ответил, хмуро покосившись на попутчика.

– Не слышал? Странно, по телевизору меня много показывали. Здорово ты выступил! А я только одного прибил, он меня больше всех доставал. Все время говорил при всех: «Мелкий прыщ!», «Таракан безусый!» Вот я и не вытерпел, прирезал гада. – Убийца хищно осклабился, дернувшись так, словно заново выбрасывал перед собой руку с ножом. – А следователь меня и спрашивает: «Сознаешься в преступлении?» А я ему говорю: «Ты, прыщ мелкий, крыса тюремная, скажи – хочешь меня пристрелить?» Он аж затрясся, так хотел пистолет достать и всадить мне в лоб разряд!

Коротышка визгливо захохотал, но в это время, к счастью, коридор закончился столовой, и заключенные стали нестройно рассаживаться за столиками. Попутчик увязался за Раулем и продолжал нести чушь о том, как он ловко избавил мир от настоящего гнойника, каким являлся его усопший обидчик. Остальные арестанты порой сочувственно посматривали на Рауля, но никто не подошел и не предложил убийце заткнуться.

– Ты какой веры, друг? – внезапно спросил Антон, впиваясь в Рауля колючими, безумными глазками.

С потолка на скрипучей штанге спустился глубокий поднос с полными тарелками и чашками. Горкой лежали гнутые и потрескавшиеся столовые приборы и мятые бумажные салфетки.

– Никакой, – отозвался Рауль.

– Это ты зря! Зря. А ты знаешь, что нет бога, кроме Ярилы?

– Ты уверен? – Рауль отхлебнул суп и поморщился – ему никогда не нравились овощные отвары. Тем более полностью лишенные перца.

– Конечно! – Антон схватил ложку и уставился в свою тарелку. Может, он не терпел овощных супов?

Рауль огляделся и заметил, что многие из полусотни заключенных ненавязчиво прислушиваются к их беседе, не забывая стучать ложками по дну пластиковой посуды. Вероятно, все знали о прилипчивом нраве коротышки, а потому тайком потешались над Раулем, ставшим как новичок объектом религиозного натиска.

– Ты проповедник? – спросил он.

– Учусь, – скромно отозвался Антон и наконец-то отвлекся на пищу, с шумом втягивая жидкость вытянутыми губами.

– Продолжай учиться, – хмуро проговорил Рауль. Покончив с супом, он навалился на перловую кашу с вкраплениями мяса. – У тебя пока плохо получается обращать заблудших на верный путь.

Сотрапезник как-то вдруг обмяк и уныло уткнулся в миску, сосредотачиваясь на обеде. Его ложка уже не топорщилась с прежней бодростью, механически загребая луковую гущу.

– Ты прав, – сказал он покорно. – Ты троих прикончил, а я только одного. Это несправедливо! Я тоже хотел бы, как ты, долго скрываться от полиции… Правда, среди твоих жертв есть женщина. С ними легче управиться.

– Заткнись, – буркнул Рауль и огляделся. Арестанты за соседними столами поскучнели и вступили в собственные разговоры, больше не обращая внимания на коротышку и новичка. Похоже, тем не удалось оправдать их ожиданий и учинить что-нибудь вроде скоротечной потасовки – авторитет Рауля как матерого душегуба в глазах Антона был слишком высок. К тому же Рауль видел фильмы, в которых нарушителя порядка в тюрьме мгновенно поражали разрядом из скрытого в стенах оружия, и не собирался подставляться.