Входная дверь здания отворилась, и наружу высунулась испуганная дамская голова в парике малинового цвета. Увидев застывших перед подъездом адмиралов, дама выпорхнула на крыльцо и произнесла праздничным голосом:
— Ах, это вы, господа адмиралы? Слава богу!
Возраст выскочившей из дома женщины еще не был окончательно древним, но уже подкатился к этому временному определению и потому никакой парик не мог скрыть такого простого факта не только от посторонних наблюдателей, но и от самой дамы.
Адмиралы тут же узнали в старушке мадам Блямсу, но обратили внимание на то, что ее обычный вид был испорчен расплывшимся под левым глазом синяком.
— Что с вами приключилось? — с тревогой в голосе поинтересовался лорд Надолб.
— Ох, даже вспоминать противно! — плаксиво сморщилась лицом мадам. — Это все последствия национализации… Их было много и моего персонала на всех не хватило. Тогда они решили национализировать даже меня! Я им говорила, что уже давно вышла из национализационного возраста. Вы думаете, они меня послушали? Куда там! Дали в глаз кулаком и тут же приступили… А я, представьте себе, уже успела забыть, как это делается. Пришлось срочно вспомнить. У-у-у, тупые животные! Я полагаю, что вы, господа адмиралы, отомстите за меня и как следует национализируете их самих.
— Не сомневайтесь в этом, мадам! — пообещал Бамбукер, стукнув себя кулаком в грудь.
— Кстати, не зайдете ли на чашечку чая?
— С радостью, — обрадовался контр-адмирал и сделал шаг вперед.
— Стой! — рявкнул Надолб, хватая Бамбукера за руку. — Мы же идем допрашивать пленных. Сначала нужно сделать дело, а потом гм… тоже дело.
— Ах, да! — пришел в себя Бамбукер. — Мадам, мы обязательно сегодня зайдем. Вот только допросим парочку мерзавцев, и сразу к вам.
— Будем ждать, — улыбнулась Блямса щербатым ртом. — Видите, даже зуб мне выбили! Поэтому просто допрашивать — маловато будет. Вы их допрашивайте с применением всех методов национализации…
Адмиралы, кипя негодованием, в сопровождении дона Салабона направились к зданию штаба, которое по какой-то счастливой случайности совсем не пострадало от штурма.
Через несколько минут они удобно расположились в креслах, стоявших в кабинете Надолба. Крепкий сержант ввел двух человек, одетых в оранжевую робу. Руки их были связаны сзади веревками. Лорд Надолб минут пять разглядывал обоих, но сесть им на стулья так и не предложил.
Первый человек своим внешним видом напоминал гориллу, сбежавшую из зоопарка и пытавшуюся пробраться к себе на родину в джунгли, используя для этого оранжевую форму предварительно убитого ассенизатора. Второй разительно от него отличался. Был он молод, высоколоб и смотрел на адмиралов живыми умными глазами.
— Ну и кто из вас Носом Вшкаф? — поинтересовался Надолб строгим голосом.
— Я, — ответил молодой.
— А ты кто? — спросил адмирал у гориллы.
— Шка́фом Внос, — представилась та.
— Вы что, родственники? — удивился Надолб.
— Даже не однофамильцы, — ответил молодой.
— Надо же! — изумлению адмирала не было предела. — Что Носом Вшкаф, что Шкафом Внос — какая разница?
— Последнее действие гораздо больнее, — высказал свое мнение Бамбукер. — Шкаф, как правило, кто-то всегда держит за ножки и от этого сила удара только увеличивается. Помню как-то по молодости в борделе «Два пистона» я получил шкафом по спине. До сих пор не могу позабыть ощущения небывалой легкости тела, когда мне довелось лететь от такого удара прямо в открытое по случаю летней жары окно…
— Это к делу не относится, — перебил его Надолб. — Итак, кто вы такие и что вам надо?
Отвечать принялся молодой, назвавший себя Носом Вшкафом.
— Мы — новая сила, несущая свободу вселенной. Нами движет идея коммунализма, перед которой не существует преград.
— Ты говоришь достаточно складно, — заметил адмирал. — Неужели среди шавелл есть образованные люди?
— Есть, — кивнул головой Носом Вшкаф. — Я — бывший студент. Мне пришлось взять кредит для оплаты обучения, но проценты были столь грабительскими, что доучиться не удалось.
— Понятно, — сказал лорд Надолб. — И что же такое этот ваш коммунализм?
— Коммунализм — великая идеология, основанная на свободе, равенстве и братстве. То есть: все люди от природы свободны, равны между собой и испытывают братскую любовь друг к другу.
— Если это так, то зачем вы захватили Тарахтун и теперь воюете с нами? Почему не испытываете братской любви к нам, шмордонцам?
— Потому что тарахтунцы — буржуи, а вы — империалисты. И те и другие — не люди!
— А кто? — Надолб пока ничего не понимал в рассуждениях Носом Вшкафа.
— Вы — тупиковая ветвь гуманоидов, деградировавшая в моральном плане, — глаза Носом Вшкафа загорелись революционным огнем. — Вы по собственному желанию погрузились в денежную пучину, и попали в объятия золотого бабоса; а это — последняя стадия духовного разложения!
— А выбивать зубы старухам и насиловать их — не разложение? Это такой способ проявления братской любви?
— О чем это вы? — с недоумением поинтересовался молодой оратор.
— О мадам Блямсе, — просветил его Бамбукер.