Шокирующая архитектура

Но главное, что стало общим местом в жизни и Шпеера, и Иофана, – это грандиозный проект-мечта, который в силу исторических обстоятельств так и остался лишь амбициозным замыслом. Речь идет о двух самых масштабных зданиях своего времени. Первым из них был московский Дворец Советов Бориса Иофана, строительство которого началось в 1931 году, здание высотой более 400 метров со стометровой статуей Ленина над башней. В Берлине планы по возведению колоссального сооружения созрели через пять лет, детище Шпеера тоже должно было поражать воображение современников размерами, в обновленном плане столицы мощной архитектурной доминантой должен был стать Зал конгрессов высотой 320 метров. Когда Гитлер узнал о том, что Дворец Советов возвысится на 416 метров, он в тревоге вызвал Шпеера, но придворный зодчий успокоил диктатора тем, что у его дворца будет самый большой купол в мире диаметром 315 метров, а вместимость зала должна была составить более 100 тысяч человек.

В течение нескольких лет Берлин и Москва с увлечением тратили огромные ресурсы на создание своих «вавилонских башен». Разница состояла лишь в том, что строительство московского гиганта было уже начато: снесен храм Христа Спасителя, вырыт котлован, заложен стилобат, изготовлены и добыты тонны ценнейших материалов и деталей. Сначала технологические проблемы, а затем наступившая война заставили заморозить строительные работы. В Берлине возведение Зала конгрессов приостановилось в 1940 году по тем же причинам на стадии закупки и изготовления отделочных материалов, а также сноса нескольких кварталов в историческом центре, на месте которых должен был возвышаться помпезный купол. В итоге погоня за химерами сыграла в архитектурной карьере двух приближенных мастеров злую шутку, ничего значительного им создать больше не довелось.

Но надо отдать должное Борису Михайловичу, он был, в общем-то, далек от политических страстей, что позволило ему не попасть под каток репрессий и остаться в профессии, он занимался пусть малыми проектами, но все же прожил дальнейшую жизнь достойно. А вот пример Альберта Шпеера показал, что «барская любовь» несет с собой не только милости, но имеет и тяжелые последствия. Во время Второй мировой войны Шпеер отошел от архитектуры, которая стала в эти годы не актуальна, был назначен фюрером на пост министра военной промышленности, в качестве такового способствовал укреплению нацистского режима, за что в Нюрнберге был осужден как военный преступник. И свои мемуары о еще вполне мирном соревновании с Борисом Иофаном в Париже 1937 года он писал, находясь в заключении.

Глава 24 Судьба графа и два моста-близнеца. История о Палладио и палладианстве

Андреа Палладио

Один из самых известных русских дипломатов, представитель славного дворянского рода, граф Семен Романович Воронцов (1744–1832) прожил удивительную жизнь, полную ярких событий, служений, сражений, перемещений. Сначала военная карьера и геройское участие в битвах с турками при Ларге и Кагуле, за что он был награжден Георгиевскими орденами за храбрость. Затем отставка и начало дипломатической службы, связанное с пребыванием в городах Италии. Однако главным рефреном графской судьбы являются две страны – Россия, где он родился и прожил сорок лет, и Англия, где он достиг вершин дипломатической карьеры, прожил почти полвека и где умер глубоким стариком.

Очень многие знаменитые представители фамилии Воронцовых отличались стремлением к созиданию, устроению нового мира вокруг себя, строительству новых домов, усадеб, городов и парков, в столице и Подмосковье, в Крыму и на Волге, повсюду остались постройки, инициированные Воронцовыми. Все они неплохо разбирались в архитектуре, демонстрируя прекрасный вкус и глубокие познания. Семен Романович не был исключением, находясь в Италии, он познакомился с прекрасными творениями величавого Андреа Палладио, ему импонировала сдержанная элегантность славного зодчего. И так сложилось в его жизни, что именно этот архитектор позднего итальянского Ренессанса связал две самые главные для графа страны, поскольку именно в Англии и в России увлечение итальянским гением, названное палладианством, приобрело наиболее широкий размах. Приверженность благородным линиям строгой палладианской архитектуры стала для Воронцова во многом отправной точкой его увлеченности английской культурой в целом, сделав его самым известным англоманом рубежа XVIII−XIX веков. Зримым символом этих русско-английских связей стал для графа один удивительный и, конечно же, палладианский мост, вернее – два моста, которые, как разлученные близнецы, соединяют берега в разных концах Европы. Оба они находятся в очень важных для Воронцова местах, с которыми связана его судьба.

Роджер Моррис

Палладиев мост. 1737. Уилтон-хаус