Первое лето они провели в Мурнау с такой же удивительной парой – с русскими художниками Марианной Веревкиной и Алексеем Явленским. Это лето 1908 года многое определило в творчестве Кандинского, здесь он плодотворно работает, пульсирующие краски пейзажей из Мурнау – пожалуй, самое пленительное наследие великого мастера. Здесь же они вчетвером приходят к выводу, что готовы к решительным переменам в живописном языке, это решение осенью выльется в появление «Нового мюнхенского объединения», а позже – и «Синего всадника». Новый творческий подъем усиливал пламя в их семейном очаге, и наоборот, их личный союз вдохновлял художников на новые свершения. Мурнау не отпускал наших героев, на следующий год Мюнтер купила там дом, в котором ей суждено было прожить долгую жизнь. В последующие годы они с увлечением занимались домом и садом, расписывали мебель, создавали свой мир. Габриэль с успехом освоила подстекольную роспись и учила этому своих коллег. Но главное, им здесь хорошо писалось, именно здесь Кандинский окончательно разрывает с фигуративным искусством и создает свои первые абстрактные композиции. Здесь же, занимаясь выращиванием клубники, он обдумывал свою знаменитую книгу «О духовном в искусстве», которая увидит свет в 1911 году.
Для Василия Васильевича следующие пять лет – это период интенсивного, фонтанирующего творческого полета, он создает всемирно известные шедевры абстрактной живописи, участвует в громких выставочных проектах, в том числе на родине, в России, издает вместе с Франсом Марком альманах «Синий всадник», его имя становится весомым и значимым в художественной среде. Для Мюнтер это непростые годы, когда она понимает, что ей трудно избежать воздействия личности и таланта Кандинского, она пытается сохранить свою самостоятельность как художницы, ее творчество переживает мятущийся период. Перемены в личных отношениях она тоже почувствовала, ушла прежняя эмоциональная погруженность в мир другого, постепенно оставалось только профессиональное и бытовое содружество двух все еще близких людей. Это крайне огорчало Эллу, она сожалела, что не настояла на заключении брака раньше, а теперь надежд на это оставалось все меньше – Кандинский отдалялся от нее.
Неизвестно, как сложились бы их отношения в дальнейшем, скорее всего, они все же вступили бы в официальный брак и альпийский чудодейственный воздух помог бы им сохранить свою любовь. Но… за пределами альпийских предгорий случилась катастрофа, которая оказалась роковой для Эллы и Василия. Началась мировая война, и Кандинский как подданный Российской империи не мог оставаться в Германии, они вдвоем отправляются в Швейцарию. Там, вдали от Мурнау, их отношения стали ровными и сухими, оба испытывали страдания от этого, расколовшийся мир и затянувшаяся война не оставили им шанса. Кандинскому пришлось возвращаться в Россию, и он решил ехать один, предложив Габриэль классический вариант – «остаться друзьями».
Окончательный разрыв был мучительным, его затягивала Габриэль, которая все же надеялась на их совместное будущее. Между ними возникает переписка, полная упреков, напоминаний, ложных обещаний. Наконец они договариваются, что должны увидеться в нейтральном Стокгольме, куда в 1915 году отправляется Мюнтер и ждет там Кандинского несколько месяцев. В это время она создает пронзительные работы, полные тревоги и горького одиночества. Парадокс, но чем дальше был Кандинский, тем интереснее была ее живопись. Когда Кандинский прибыл в Стокгольм, они вместе устраивают выставку его работ, потом весной 1916 года с большим успехом проходит выставка самой Габриэль. На миг создается иллюзия, что счастье еще возможно, Кандинский едет в Москву, обещая вернуться осенью с документами для оформления брака. И… больше они никогда не встретятся. Вскоре в России, а потом и в Германии начнутся революционные события, весь старый мир будет опрокинут, для Кандинского довоенная жизнь станет иллюзорной и навсегда потерянной, а вместе с ней и Элла. Для нее политика ничего не значила, она не понимала, что происходит, куда он исчез. Несколько лет, пока шла Гражданская война, переписка вообще была невозможна. Поэтому только в 1920 году она узнала, что Кандинский еще три года назад женился на молодой девушке Нине Андреевской.