Шоколад или жизнь?

Я как-то неуверенно согласилась, и он начал шарить по кухонному столу, пока не нашел справочник. Еле слышно бормоча себе под нос, он уставился на телефонный аппарат, нахмурил брови и принялся нажимать кнопки. Его голос зажужжал в трубку, отражаясь от начищенных кастрюль и сковородок, разбиваясь о кафель разделочного стола. Я посмотрела по сторонам и закрыла глаза, пытаясь заглянуть в себя. Что я чувствовала? Ничего. Абсолютно ничего.

— Двадцать минут, — произнес Шульц после того, как повесил трубку.

Без спроса он начал бродить по кухне, открывая все подряд шкафчики, пока не нашел чай. Затем вскипятил воду и, заварив горячий ароматный напиток, налил его в изящные фарфоровые чашки. Кухню наполнил утешительный запах «Эрл Грея». Я поблагодарила Шульца, в моем голосе звучала уловка.

Он уселся на высокий табурет, и мы пили в тишине. Но сколько бы мы ни старались, эта картина лишь отдаленно напоминала тихие посиделки генерала Бо и Адели.

— Голди, — испортил картину Шульц своей полуулыбкой. — Расскажи мне еще про своего генерала.

Я цокнула языком и вздохнула:

— Он был в Афганистане в качестве наблюдателя или кого-то там вроде. До этого занимался подрывными работами.

— О, ко мне начинает возвращаться память! — Шульц тихо присвистнул. — Это тот малый, который научил афганцев взрывать советские танки реактивными гранатами, которые они захватили. Это точно тот самый малый! Так и знал, что видел его по телевизору.

Я вернулась к своему чаю.

— Никто не мог понять, откуда афганцы взяли эти безоткатные гранатометы и бомбы С4, что используют террористы, — улыбнулся Шульц.

— Благодарю, я знаю, что такое С4, — передернула я плечами. — В любом случае, генерал Бо ничего никому не рассказывал. Возможно, военные просто не хотели, чтобы он вдавался в специфику. Марла сказала, Бо якобы был вовлечен в черный рынок взрывчатки. А сейчас он — гражданское лицо, консультирует, экспериментирует. Если он выживает после эксперимента, то пишет об этом… — Я остановилась, изнуренная такой длинной речью.

— Не уверен, что захотел бы жить на последнем этаже дома, который принадлежит бывшему подрывнику. Здесь надо сделать упор на слово «бывший».

— Спасибо огромное.

— А теперь расскажи мне о Джоне Ричарде Кормане.

Я глотнула чаю, раздумывая, как бы выставить все так, чтоб это не показалось чем-то значительным. Ни Филипу Миллеру, ни Тому Шульцу — до этого самого дня — я ничего не рассказывала о поведении Джерка и как он меня напугал за последний месяц. Зачем говорить о поведении Джона Ричарда? Филип попытался бы объяснить его, Том Шульц — остановить подонка.

Филип. Это имя принесло мне новую боль.

— Я же уже сказала… Джон Ричард разъезжал перед моими окнами ночи напролет, надоедал угрозами по поводу алиментов и Арча. Около месяца.

— Ты обращалась в полицию?

Я покачала головой.

— Ты хоть что-нибудь сделала? — давил на меня Шульц.

— Я развелась с ним, этого мало? — Я отвечала гораздо жестче, чем мне бы хотелось. — Я переехала, разве нет? И сейчас устанавливаю дома сигнализацию. Что-то не так?

— Послушай. Мы имеем: один странный телефонный звонок, труп человека, которого ты знала, и жестокого бывшего мужа с плохими генами. Просто позволь мне быть рядом с тобой. Одна ты не в безопасности, это ты понимаешь?

Я кивнула. Сказать было нечего.

Возвещая приезд Марлы, прогремели ворота. (Слава Богу!) Я посмотрела на часы — 14:30 (поверить не могу). Казалось, события этого дня и разговоры сплелись в бесконечный клубок, который невозможно распутать.

На пороге викторианского особняка в одном из своих ужасных костюмов, расшитых блестками и перьями, появилась Марла. Тут и там блестящие заколки придерживали пряди ее пышных каштановых волос. Она выглядела как откормленная экзотическая птичка. В руках у нее были пакеты. Скорее всего, там скрывались наспех купленные и упакованные фастфудные деликатесы. И все для того, чтобы облегчить мою нагруженную готовкой жизнь. При виде этой милой картины мое сердце растаяло.

— Ах! Боже мой! Голди! Не могу поверить! — заворковала она, опуская пакеты на пол. И обвила меня своими большими руками. Я положила голову ей на плечо.

— Где Адель? — спросила она.

— На встрече.

Из-за спины я услышала голос Шульца:

— Я ухожу.

— Нет, подожди! — Я высвободилась из объятий Марлы и потянула его за руку.

Марла почуяла в воздухе напряженность и, собрав пакеты с полу и пробормотав что-то про «отнести их на кухню», удалилась. А мы с Шульцем вышли на крыльцо.

Порхая между соснами, пели птицы. Припекало солнце. В ярком свете лучей животики птичек казались невероятно белыми. День уже вступил в свою вторую фазу. Снег быстро и с шумом таял под нашими ногами, пока мы шли до машины. Вода стекала с веток деревьев на землю, которая жадно ее впитывала и распухала, как губка. Все вокруг было влажным. На лужайках и даже на новых цветочных клумбах генерала лежали комки грязи — их сдуло взрывной волной с крыши.