Шоколад или жизнь?

— Голди, — наклонила свое эльфийское личико Элизабет и внезапно умолкла, поджав губы.

Что-то подсказывало мне — говорить она собирается не о еде, не о школе и даже не о подлеце-директоре. И я предложила:

— Может, присядем?

— Нет уж, — ответила она, наклонившись еще ближе к корзинке с дыней и делая вид, что внимательно ее изучает. С кухни призывно шел запах бекона и кофе. Мы обе знали: пора туда. — Просто…

— Просто?..

— Ох, — тяжело вздохнула она. — Я переживаю за Филипа. Мне кажется, что-то он чересчур усердствует с некоторыми из своих пациентов. Ну, знаешь, вы ведь достаточно близки, чтобы обсуждать такие вещи.

Люди всегда говорят «знаешь», чтобы не отягощать себя объяснениями, словно они пытаются переложить на тебя ответственность, мол, ты знаешь, о чем я. Вот мое любимое: «Знаете, вам надо заполнить бланк». А Элизабет имела в виду: «Знаешь, я не стану ничего говорить, ты лучше сама догадайся».

Общаться в такой просторной столовой было неловко, поэтому я наклонилась к ней ближе и в очень доверительной манере уточнила:

— Ты имеешь в виду, рассказывает ли он мне о своих пациентах, или ты хочешь знать, спим ли мы с ним? В любом случае, ответ на оба вопроса «нет».

Она пожала плечами:

— Нет, знаешь, я совсем не это имела в виду.

Я все еще «не знала».

— Тогда ты, наверное, имеешь в виду, достаточно ли мы близки, чтобы думать о свадьбе? Тоже нет. Удовлетворена?

Она, похоже, успокоилась и даже прикрыла на секунду глаза.

— Понимаешь ли… — начала она, еще больше колеблясь, и остановилась. А я подумала: «Давай, давай, говори же!» Но Элизабет с трудом удавалось раскрывать рот: — Мне просто надо поговорить с тобой… то есть, с ним. Но я не знаю о его планах…

— Мне также неизвестны его планы, кроме, разве что, того, что он собирался на бранч. Если ты хочешь поговорить с ним о здоровой пище, я буду рядом. Если ты хочешь поговорить о здоровой пище со мной, сегодня я буду у тебя в магазине, чтобы закупить все для завтрашнего ужина. А теперь будь хорошей вегетарианкой, пойдем со мной на кухню и проверим, готов ли бекон.

Она наморщила нос:

— Бекон? Я даже запаха его не выношу…

Но ее прервала первая группка гостей: в проеме резных дверей неожиданно появились родители учеников (некогда сами выпускники). Они шумно ввалились в столовую, заливаясь неестественным смехом. Это был тот смех, сквозь который слышалось: «Видите? Не надо быть молодым, чтобы уметь веселиться». И вдруг стало поздно проверять бекон или что-нибудь еще. Я вынула изо льда первую бутылку шампанского и начала ее открывать.

— Сделай мне одолжение, — шепнула я Элизабет. — Беги быстрей на кухню и приведи кого-нибудь. Мне тут нужна помощь. А потом дефилируй прямиком к своим корешам и отвлеки их, пока они не начали уничтожать фрукты. Я помогу с шампанским.

— Конечно, — смущенно проговорила она, встряхнув волосами. Серьги в ее ушах закачались, как елочные украшения на елке. — Только, пожалуйста, дай мне самой поговорить с Филипом.

— Элизабет, это твой брат! И только ты одна можешь разобраться с ним, что бы там тебя ни беспокоило. Знаешь?

ГЛАВА 3

— …И когда мы проведем водопровод вот сюда… — говорил директор, водя стрелочкой по экрану, — мы приступим ко второй фазе нашего плана…

Сидящая за директорским столом Адель Фаркуар тронула подкрученный темный локон строгой стрижки. К сожалению, я не видела, как генерал привез ее на своем «рейнджровере». Было почти одиннадцать часов, и бывшие выпускники уже ерзали на стульях, посматривая на свои «ролексы». Даже болван понял бы, что «фаза два» означала «больше денег». От стола к столу бродил гул всеобщего недоумения. Все переглядывались с немым вопросом: сколько это еще будет продолжаться? Мой ответ: вечность.

От долгого стояния у меня жутко заныли ноги. Шведский стол выглядел отвратительно. Еды почти совсем не осталось, за исключением того, что я припасла для Филипа. Но его все не было. «Если он вот-вот не появится, то останется голодным», — думала я.

И он вошел… Копна светлых волос, черный блейзер, белые брюки — парень-модель из модных журналов. Держался Филип по-хозяйски. Из-под очков «Рей Бен» он внимательно осмотрел зал. Женская часть присутствующих отозвалась восторженным аханьем. Я набрала в грудь побольше воздуху — выдохнула. За всю свою жизнь лишь один-единственный раз я услышала женский одобрительный возглас в свой адрес. Это был комплимент по поводу замороженного салата.

— Как поживает мой любимый повар? — низким голосом произнес Филип, приблизив к сервировочному столу стройное тело. Он наклонился ко мне так близко, что я даже смогла прочитать на его значке надпись «Защитим наши горы». Политкорректный психотерапевт одарил меня широкой зазывной улыбкой.

Я кивнула его очкам и обратилась к аристократическому носу:

— Хорошо. А как мой любимый психолог? Голоден?

— Как волк, — отозвался нос. Филип извлек из портфеля конверт манильской бумаги и едва слышно продолжил: — Мой вклад. У них закончились наклейки для участников. Пришлось привезти еще. — Он подал знак директору, помахав конвертом, и спросил меня: — Все уже почти закончилось? Так мы едем?