Майор подошел к Олегову, который стоял возле безголовой туши верблюда, придавленной двумя тюками, из которых один был рассечен осколком, из него на землю чуть просыпалось что-то похожее на муку.
- Это ведь не мука?
- Конечно же мука, - усмехнулся майор. - Ты на какой машине приехал?
- На двадцать второй.
- Позови механика. Скажи ему, чтобы эту муку загрузил в десантное отделение. Больше ничего не грузи. И потише, потише... Не отвлекай людей.
- Все понял, - ответил Олегов.
Майор двинулся к ''Мерседесу'' с искореженным двигателем. Там под руководством Люшина уже шла разгрузка. Кузов оказался забит тюками с одеждой, картонными коробками с какой-то аппаратурой, огромными круглыми банками с овощными консервами. Не было пока лишь оружия. То ли его не было вовсе, то ли его унесли бесследно пропавшие хозяева каравана.
- Дух! Я нашел духа! - восторженно завопил кто-то из солдат.
Все дружно бросились на голос, раздавшийся со стороны, где возле большого плоского камня валялась туша верблюда, как видно, при первых разрывах снарядов бросившего в сторону, но не убежавшего от осколков. Под камнем лежал, тяжело дыша и затравленно оглядывавшийся, худой мужчина лет тридцати пяти. Ноги его были перебиты и окровавлены.
- М...да, куда нам его тащить? - с досадой произнес майор.
- Разрешите, я его пристрелю? - выскочил вперед Цыплухин, разбитной парень, всего месяц назад переведенный ''на исправление'' из комендантской роты дивизии.
- А почему ты? - с обидой спросил Куцый, механик-водитель командирской машины.
- Тихо, парни, он пленный, его теперь убивать нельзя, - с сожалением в голосе утихомирил спорщиков майор.
- Понятно, - вздохнул Куцый и пошел к каравану, справедливо полагая, что там есть еще много интересного.
- Ничего им не понятно, - усмехнулся майор и посмотрел на лейтенанта Люшина.
- Простые они парни, не образованные. Женевской конвенции не читали, ухмыльнулся Люшин.
- А ты читал? - улыбнулся майор и краем глаза посмотрел на раненого.
- А как же. Да вы идите, я посторожу - заверил Люшин.
- Ну-ну, - неопределенно отозвался майор и повернулся к Моисееву, Пошли, подведем итоги...
Едва они отошли метров на тридцать к тому месту, где в кучу складывали трофеи, как за спиной прогремел выстрел.
- Он в меня пытался ножом бросить! - крикнул им Люшин, в одной руке сжимая автомат, а в другой показывая блеснувший на солнце предмет.
Моисеев вопросительно и с тревогой посмотрел на майора, а тот успокаивающе кивнул головой:
- Действия совершенно правильные. Он у вас далеко пойдет. Можете даже медальку ему дать за смелость и мужество.
...Еще через час, когда солнце уже клонилось к горизонту, комдив брезгливо смотрел на кучу трофеев, выложенную метрах в двухстах от командного пункта.
- Все сжечь! - сквозь зубы сказал он.
- Товарищ полковник, там лекарства есть, мешки с плазмой, разрешите их для медсанбата?
- Ладно. Все остальное - сжечь! - упрямо произнес комдив.
Все свалили в пустой капонир, облили соляркой и подожгли.
- Разойдись, все разойдись! - тщетно пытался разогнать комендант зевак, прибежавших посмотреть, как горят тюки с джинсами и лопаются японские магнитофоны.
Олегов стоял метрах в пятидесяти от костра, сумерки уже сгущались, когда кто-то тронул его плечо рукой. Он обернулся и увидел знакомого майора и подполковника, который был ему еще не знаком.
- Вот он, - указал майор на Олегова. Розоватые блики от костра играли на их лицах.
- Старший лейтенант Олегов, - представился Олегов подполковнику.
Тот кивнул головой и протянул руку. Обменявшись рукопожатиями подполковник улыбнулся.
- Если нужна будет помощь - обращайтесь в любое время.
Олегов благодарно кивнул головой.
- Никто в полку не обижает? - спросил подполковник.
- Да нет, никто.
Почувствовав какой-то азарт, эту фразу Олегов произнес со вздохом, провоцируя дальнейшие расспросы.
- А особист не тревожит?
- Да так...
- Все понятно. Спи спокойно, - засмеялся подполковник.
Расставались они довольные друг другом, всем троим казалось, что удача будет сопутствовать всегда. А между тем, так будет не всегда...
...Один из них, со временем, выложит на стол детский портфельчик, забитый сторублевками и скажет: '' Сажайте лучше, я боюсь...'' Но и тюремная камера не спасет его. Входя в свое новое жилище с зарешеченными окнами, он разочарует своих соседей тем, что машинально поднимет лежащее на пороге полотенце, вместо того, чтобы наступить на него. В миг по приговору военного трибунала можно лишиться звания, но от офицерской неприязни к беспорядку и грязи можно в миг избавиться, лишь когда тебе стальной спицей сквозь ухо протыкают во сне мозг...