Шоколадная война

Конечно же, класс Брата Юджина уже никогда не примет свой прежний вид. Мебель снаружи потрескалась и поцарапалась, и, казалось, что все снова без предупреждения готово развалиться на мелкие части. Разные учителя, пользующиеся этой комнатой, чувствовали себя в ней неуверенно, в ожидании очередного коллапса. Однажды кто-то из учеников посреди урока уронил на пол книгу, чтобы посмотреть, как учитель начнет трястись в панике.

Погруженный в свои мысли, Губер не заметил, как страшная тишина снова накрыла помещение класса. Но он ощутил ее давление, когда оглянулся и снова увидел лицо Брата Лайна, на которое возвратилась все та же привычная всем бледность, а в блестящих глазах снова заиграли солнечные потруберанцы.

- Рено?

Тишина продолжилась.

Губер повернул голову в сторону Джерри. Он сидел через три стола где-то в стороне. Тот сидел твердо. Локти лежали на столе. Он смотрел в пустоту, расстелившуюся где-то перед ним, словно был в трансе.

- Рено, ты здесь, или нет? — спросил Лайн, пытаясь обратить момент в шутку. Но его работа имела отрицательный результат. Никто даже не улыбнулся.

- Последним был назван Рено.

- Нет, — сказал Джерри.

Губеру показалось, что он ослышался. Джерри сказал это так тихо, лишь шевеля губами, что его ответ показался невнятным даже в этой мертвой тишине.

- Что? — полетело от Лайна.

- Нет.

Сконфузившись, кто-то усмехнулся. Это лишь значило, что затянувшаяся рутина на чем-то переломилась.

- Ты говоришь «нет», Рено? — спросил Брат Лайн уже раздраженным голосом.

- Да.

- Да, что?

Перемена характера смеха в помещении класса. Хихиканье, неизвестно откуда и фырканье – реакция класса на внезапную перемену атмосферы, что бывало очень редко.

- Надо мне немного разъяснить, Рено, — сказал Брат Лайн, и его голос снова взял под контроль ситуацию в классе. — Я назвал твое имя. Твоя реакция может быть любой: «да» или «нет». «Да» подразумевает, что ты, как и каждый другой учащийся этой школы, согласен продать обязательное количество шоколада – в этом ящике пятьдесят коробок. «Нет» - и надо отметить, что распродажа сугубо добровольна, «Тринити» никого из вас не принуждает участвовать против вашего желания, это большая честь «Тринити» - «нет», подразумевает нежелание продавать шоколад, отказ от участия. Теперь, каков же твой ответ? Да или нет?

- Нет.

Губер уставился на Джерри в неверии. Был ли это тот Джерри Рено, который всегда выглядел немного озабоченным, немного неуверенным в себе, даже когда провел замечательный пасс, он всегда выглядел несколько смущенно – нужен ли был ему этот вызов Брату Лайну? Не только ему, но и традиции «Тринити»? Тогда, глядя на Лайна, Губер видел его словно на карточке фирмы «ТехниКолор»: прилив крови к его щекам, мокрые глаза, словно препарат в лабораторной мензуре. Наконец, Брат Лайн наклонил голову, карандаш заплясал в его руке, когда он делал какие-то жуткие пометки напротив имени Джерри.

Тишина, воцарившаяся в классе, была ни на что непохожа. Губер никогда такого раньше не слышал. Оглушающая, мрачная и удушающая.

- Сантусси? — назвал Лайн задавленным голосом, хоть и стремящимся придти в норму.

- Да.

Лайн поднял глаза, улыбаясь Стантусси, сверкая приливом крови к его щекам. Его улыбка напомнила ту, что на безжизненных лицах биржевых игроков.

- Тейсир?

- Да.

- Вильямс?

- Да.

Вильямс был последним. В классе не было никого, чья фамилия начиналась бы на X, Y или Z. «Да» Вильямса зависло в воздухе. Больше никто ни на кого не смотрел.

- Вы можете взять ваш шоколад в гимнастическом зале, джентльмены, — сказал Брат Лайн, его глаза сверкали мокрым блеском. — Те из вас, кто считает себя честным сыном «Тринити». Я сочувствую, тому, кто не с вами, — Ужасная улыбка вернулась на его лицо. — Класс свободен, — сказал Лайн, хотя звонок еще не зазвенел.

14.

Посмотрим: он знал, что он мог рассчитывать на свою тетю Эгни и на Майка Терасини, чью лужайку он подстригал каждую неделю в течении прошедшего лета, на Отца О'Тауэла из молельного дома (несмотря на то, что мать могла устроить ему «резню», если бы вдруг узнала, что он зачем-либо обращался к Отцу О'Тауэлу), на мистера и на миссис Томпсон, которые не были католиками, но всегда могли помочь по любому поводу, и, конечно же, на миссис Митчелл – вдову, на её поручения у него уходило каждое субботнее утро, и на холостяка Генри Бабиню с его ужасным запахом изо рта, добивающим любого, кто бы не входил к нему в дом, но, по мнению матери Джона, среди соседей он был добрейшим и деликатнейшим из людей…