Шоколадная война

Все, что двигало им теперь – ее дыхание и ее образ. Пытаясь выручить хоть еще немного денег, он отдаленно понимал, что все это скоро придется возвращать школе. Но, черт возьми, волноваться об этом он будет потом. Правильно, теперь еще одна дверь, а затем еще одна. Ему нужны деньги. Рита любит его. Очевидно, завтра она позволит ему влезть к себе под свитер.

Он нажал кнопку звонка у двери дома на Стерн-Авеню, который выглядел богаче, чем соседние, заготовил множество невинных слов и сладкую улыбку на случай, если кто-нибудь вдруг откроет дверь.

Женские волосы были сырыми и взлохмаченными. Маленький ребенок, двух или трех лет от роду, притащился следом за ее юбкой.

- Шоколад? — спросила она, горько смеясь, словно Пол Консейво предложил ей что-нибудь самое абсурдное в мире:

- Не хотите ли вы приобрести у меня шоколад?

Ребенок кричал: «Мами… мами…». Он выглядел замученным и усталым. Его пеленки промокли. Другой ребенок вопил где-то в комнате.

- Это по удачной цене, — сказал Пол. — Школа «Тринити»!

В ноздри Пола ударил запах высохшей детской мочи, и он сморщился.

- Боже, — сказала женщина. – Шоколад…

«Мами… Мами…», — визжал ребенок.

Полу всегда было неловко перед старшими, когда он вторгался в их дома и усадьбы, когда у них на руках плакали дети, или дверь открывал инвалид, который не мог подняться с коляски, а он занимался какой-то там работой, делал домашнее задание. Он подумал о своих пожилых родителях, об их бесполезной жизни: его отец заваливался спать каждый вечер после ужина, а мать выглядела уставшей, все это время вяло перебиваясь из одной комнаты в другую. На кой черт они шевелились под этим солнцем? Он не мог дождаться того момента, когда куда-нибудь сможет удалиться подальше от дома. «Где ты ходишь все это время?», — спрашивала мать, а он с ненавистью думал о том, что он снова вернулся домой. Его родители были мертвы, но об этом не знали, и если бы не было телевизора, то это был бы не дом, а могила, семейный склеп. Он не мог сказать, за что на самом деле он их любил как никогда, и если бы дом оказался в огне посреди ночи, то обязательно бы кинулся их спасать. Он был готов пожертвовать своей собственной жизнью для них обоих. Но, наверное, самому господу было тоскливо наблюдать за их лишенным жизни домом, в котором кто-то жил непонятно зачем. Они были стары даже для постельных сцен, хотя Полу эта мысль показалась отвратительной. Он не мог поверить в то, что отец и мать когда-нибудь действительно…

- Прошу прощения, — сказала женщина, закрывая дверь перед его носом, продолжая качать головой и удивляясь его комевуаяжерской настойчивости.

Пол стоял у двери не зная, что делать дальше. В этот день удаче явно было не до него, он не продал ни единой коробки. Он ненавидел вообще какие-либо распродажи, хотя в них он находил неплохой повод лишний раз удалиться из дому. Но он действительно не мог к ним приложить никакого усердия и участвовал в них только лишь для того, чтобы не выделяться из толпы таких же серых зайчиков, как и он сам.

Стоя у ступенек подъезда многоквартирного дома, Пол подумал о своем выборе: постараться все-таки что-нибудь продать, несмотря на все неудачи этого дня, или плюнуть и уйти домой. Он перешел через улицу и стал нажимать кнопки в подъезде уже другого дома. Он нажал сразу на пять или шесть кнопок, несмотря на то, что здесь все выглядело так, что обязательно должно было пахнуть мочой или даже дерьмом.