Читаем Шоколадные деньги полностью

– Я не… Нет, Бэбс, я… – выдавливаю я в ответ. Я не слышала ее голоса уже пять месяцев.

– Ну, так позволь тебе сказать, я очень на тебя зла. Во-первых, тебя поймали, во-вторых, у тебя не достало смелости самой мне сообщить. Я плачу чертову кучу денег, чтобы ты училась в этой школе, а тебе даже не хватило вежливости снять трубку и рассказать мне, что происходит.

– Извини, Бэбс, – тихонько говорю я.

– Дело не в извинениях. Я хочу, чтобы ты научилась отвечать за свои поступки. Мне звонит какой-то, мать его, декан и просто изумлен, обнаружив, что я узнаю последней. К тому же с Хейлером Морсом! Смахивает на жалкий крик о помощи. Хочешь моего внимания? Ну так ты его получила. Но я не собираюсь обнимать тебя и поливать слезами и к психотерапевту с тобой не пойду.

– Все было не так, Бэбс. Мне нравится Хейлер. Или Кейп, как его все называют.

– О’кей, пусть будет Кейп. Я не против, что ты с ним трахалась. Я давно ждала того дня, когда ты наконец займешься сексом. Но мне и в голову не приходило, что ты будешь так глупа, что попадаешься.

– Бэбс, – снова пробую я. – Мне правда очень жаль.

– Не сработает, детка. И это еще не все, самое худшее – что мне полагается присутствовать на гребаном заседании дисциплинарной комиссии. А у меня свои дела есть. И мне, вероятно, придется сидеть с Мэгс и строить из себя невесть что, пока она будет делать вид, что вообще не знает, кто я такая. Кейп про Мака знает?

– Нет, – отвечаю я.

– Но если его мать такая трусиха, что ему не рассказала, это сделаю я.

– Пожалуйста, не надо.

– Полная откровенность, – продолжает она. – Нет причин избавлять твоего долбаного принца от грязных подробностей. Может, даже научится чему-нибудь.

Хотя вначале я сомневалась, стоит ли рассказывать ему про роман наших родителей, теперь у меня нет выбора.

– Значит, увидимся в среду, – говорю я, тон у меня теперь скорее удрученный, чем жизнерадостный. – Ты остановишься в «Кардисс-инн»?

– Я в пансионах не останавливаюсь. Там вечно заставляют тебя общаться с другими постояльцами. Никакого обслуживания в номерах, омерзительный завтрак в затхлой общей столовой, всякие там свежеиспеченные кексы, масло в тюбиках и банки повидла, в которых застряла ложка. Гадкий кофе и нельзя курить. Я остановлюсь в «Ритце» и найму лимузин, чтобы отвез меня из Бостона в кампус.

– О’кей, – говорю я. – Спасибо.

– Не благодари меня. Это ты напортачила, и я приеду не для того, чтобы за тобой подтирать.

Она бросает трубку. Я стою и слушаю долгие гудки, прокручивая в голове наш разговор. Как ни скверно он прошел, у меня возникло престранное впечатление – впечатление, что Бэбс меня любит. С тех самых пор как отвесила мне пару оплеух на «Похмельной жрачке в круизе», она не давала себе воли и не злилась на меня вот так. Она действительно собирается бросить свои дела и приехать в Кардисс. Конечно, она не станет разыгрывать преданную мать, не заночует в «Кардисс-инн», чтобы быть поближе к моему общежитию, чтобы иметь возможность за каких-то пять минут добежать до кампуса и меня утешить. Но она все-таки приедет. А это чего-то стоит.

26. Разговорчик

Октябрь 1983

Следующий день – воскресенье. По субботам у нас занятия только до середины дня, поэтому воскресенье – единственный день недели, когда по расписанию ничего нет. Мы можем спать допоздна, можем играть на лужайке в тарелочки, можем даже не ходить на завтраки и обеды. По воскресеньям также полагается нагонять домашние задания и – для большинства учеников – делать еженедельный телефонный звонок домой. После перепалки с Бэбс я не склонна снова разговаривать с ней, пока она не приедет на «суд», как я его теперь называю.

Пусть даже пока ничего не произошло, мне все равно тревожно и неуютно.

Меня еще не вышибли, но всякий раз, когда я выхожу из общежития, у меня такое чувство, будто я на чужой территории. А кроме того – поверить не могу, – мы с Кейпом не поговорили о событиях той ночи. В глубине души я, наверное, верила, что он меня разыщет, но, как всегда, именно мне приходится гнаться за желаемым. Нет, я не спешу с ним увидеться. Когда это произойдет, мне придется рассказать ему про Мака, не то его исподтишка огорошит этой информацией Бэбс.

Я иду в столовую на ланч, отмечаю, где сидят Кейп и Лоуэлл. Я сижу за столом, одна. Пью мой кофе, ем два куска белого тоста с маслом.

Потом бросаю недоеденное в мусорный бак и подхожу к их столу.

– Привет, Беттина, – говорит Кейп дружелюбно, но осторожно, словно боится, что я сейчас предложу заняться сексом прямо в столовой или по меньшей мере устрою сцену.

– Ну… – тяну я, поскольку оба на меня пялятся. – Я хотела спросить, не можем ли мы пройтись?

Он медлит, потом:

– Мне бы очень хотелось, но я не хочу, чтобы учителя нас увидели и решили, что мы делаем это постоянно. Что мы не выказываем раскаяния.

– Мы могли бы встретиться у лодочного сарая.

– Отлично, – говорит он. – Ты иди первой, а я тебя там встречу через двадцать минут.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза