Шоколадный папа

Он стоит перед своим отражением в зеркале и бреется. Она стоит у него за спиной и пытается увидеть в нем дурного человека. Андреа нужно право на ненависть, на злость. Но Каспер не позволяет. Он не такой. Он свежевыбритый, свежевымытый. Он теперь так вежливо разговаривает, не вертится на стуле, не грызет ногти. Иногда его почти не узнать. Он движется так, будто ему и в самом деле нравится двигаться, а она то и дело шумит и гремит, плетется за ним по пятам и ворчит, как собака, — так ей кажется. Злоба Андреа — единственный выход, но как отпереть эту дверь, никому не причинив вреда, когда кажется, что один и тот же путь ведет и на свободу, и в заточение?

Внезапно на часах без четверти, и он — будто не знал, будто не высчитывал время на дорогу до вокзала! — смотрит на часы и восклицает: «Ой!» И так же внезапно — поцелуй на прощание, и его ботинки бесследно исчезают. И никаких доказательств того, что он только что был здесь, кроме слишком приятного аромата лосьона после бритья.

Все было спланировано заранее: время и место. Поздно что-то менять, Андреа, какой бы ни был у тебя страдальческий вид.

На часах почти два, без одной минуты, и пусть он говорит, что любит Андреа, а не Ирену! Она же знает, она понимает…

— Может быть, я вернусь поздно, — говорит он, и ей хочется, чтобы Ирена была невыносимо скучной. Чтобы он вернулся домой и больше никогда не захотел с ней встречаться. Чтобы оказалось, что в Эстонии он все видел не так, опьяненный и одурманенный.

Но Андреа знает, что так не случится, что все было иначе.

— Ирена? Да, она приятная… Красивая? Нет, не сказал бы, но в ней есть что-то… особенное. Не могу объяснить.

Между ними какая-то тайна. Они познакомились на гастролях, Андреа с ними не было. Они говорят по телефону, и Каспер смеется. Эхо его смеха. Такая редкость. Диковинная птица, которую дано слышать только Ирене. Он и сейчас смеется этим смехом: они сидят в летнем кафе «Думбрун», близко-близко, сдвинув чашки. Может быть, касаются друг друга. Может быть, в эту минуту он краснеет.

Суббота тянется бесконечно. Андреа решает, что завтра снова поедет в Столицу, и как бы Каспер ни просился, его она с собой не возьмет. Он звонит из «О’Коннорс», и Андреа отвечает, что у нее все хорошо. Она говорит, что у нее есть занятия поинтереснее, чем думать о них. Затем, не в силах слышать смех на заднем плане, звон бокалов и вилок, сообщает, что ей пора. «У меня важные дела, понимаешь? Жду интересного звонка. Собираюсь в магазин за продуктами, но буду не объедаться, а НАСЛАЖДАТЬСЯ. Понимаешь, Каспер, я жду того, чего нет, и потому у меня нет времени ждать тебя».

Андреа убивает его голос. И Ирену убивает — гр-р-р! — мысленно.

Он приходит домой, и, конечно же, ничего не произошло: «Мы ведь просто друзья». Смени пластинку! Скажи что-нибудь другое, скажи правду!

— Ты ведь знаешь, что тебе не о чем беспокоиться. — Он целует ее в лоб. — Какая же ты глупая, Андреа.

Но глупая Андреа все равно беспокоится. Выспрашивает, задает слишком много вопросов, пока Каспер не отпускает ее руку со вздохом, не перестает гладить по щеке. Отворачивается со странным выражением лица.

— Прости, Каспер.

— Ничего, — говорит он пустым, ровным голосом, не глядя на нее.

— Я… я не имела в виду ничего плохого!

— Я же сказал, все в порядке.

Затем упорная борьба с комком в горле, который — наконец-то! — взрывается, и уж тогда с Андреа не управиться.

Марка зубной пасты

Лето вовсе не короткое, дождя нет. Неподалеку раздается сигнальная мелодия машины с мороженым. У Андреа нет аппетита. Она стоит за желтой занавеской, ждет скрипучего велосипеда. Совершенно особенного велосипеда Каспера. Синего с широкими шинами. И пока она ждет, лета остается все меньше.

Она испекла хлеб. Запах фенхеля наполнил квартиру, смешиваясь с запахом свежевыстиранного белья и лимонного «Аякса». В спальне по всему полу разбросаны листы бумаги. Черные буквы образуют бессвязный узор. Стоя у окна, Андреа не может различить ни единого слова, но чувствует мимолетную радость: это ее слова! И тут же пугается: а вдруг их никто никогда не прочитает? Вдруг они навсегда останутся непрочитанными словами, которые можно раздавить, шагая по комнате? Какой смысл в словах, которые не видно и не слышно? В ожидании уходит время. Пока желтая занавеска скрывает Андреа, никто ее не увидит.

На секретере лежит список дел, которыми надо заняться. Большие витиеватые буквы. Андреа вычеркивает то, что ей делать не хочется, — и вот ничего не остается. Андреа за занавеской хочется (новый список):

1) дом у моря;

2) уборщицу;

3) зубную пасту, после которой не тянет на сладкое;

4) платье, которое радует всех своим цветом;

5) вечеринку, которая удастся, как бы Андреа ни выглядела;

6) тело, собственное, которое никогда не растолстеет;

7) поездку в «Дисней Уорлд»;

8) Карла с кольцами дыма;

9) голос позвонче и слова почетче;

10) Каспера, который никогда ее не разлюбит.