Шоколадный папа

Это и есть повседневность плюс картошка, от которой Андреа рвет, и большие прекрасные шоколадки, как только — наконец-то! — заканчиваются уроки, и Лувиса снова красиво накрыла на стол и, может быть, даже украсила цветами. Андреа идет к коттеджу напротив, где живет Хельга, звонит в дверь; открывает папа Хельги, у него грустный вид, — добрый папа, он всегда дома, — и говорит, что Хельга отправилась в Вальхов. Хельга часто ездит в Вальхов, к крутым девчонкам, и даже не предлагает Андреа поехать с ней.

* * *

— Мы идем вечером в кино, Андреа, хочешь с нами?

Попытка скрыть радость, которая бурлит внутри и хочет вырваться наружу, пульсирует на губах, шумит в ушах.

— Да, хочу.

Спустя час Хельга звонит в дверь:

— Слушай, мы не поместимся в машине. Тебе с нами нельзя.

Попытка скрыть плач, который сдавливает горло, — «Мама, мне трудно дышать», — улыбка поверх слез, и раз за разом: «Это неважно, это совсем неважно, что я не… мне плевать!»

— Ну ладно.

Сразу к Лувисе, чтобы кто-нибудь был рядом: чтобы кто-нибудь сделал горячий шоколад, хотя настоящий горячий шоколад умеет варить только Карл. Когда смешивают какао и сахар, потом горячее молоко и сверху сливки. Такой шоколад делает Карл. Лувиса же добавляет готовый порошок в молоко, намазывает пшеничные хлебцы маслом, сверху кладет толстые куски печеночного паштета или сыра с большими дырками.

— Где Карл?

Лувиса показывает открытку на столе.

— Это же он на открытке! — восклицает Андреа.

Лувиса не отвечает. Она чистит раковину. Андреа смотрит на Карла. Он поднимает автомобиль одной рукой, борода у него длиннее, чем Андреа помнит.

— Это ненастоящая фотография, — объясняет Лувиса, как будто Андреа не понимает. Она переворачивает открытку и читает: у него все хорошо, и им тоже всего хорошего. Андреа откусывает большие куски хлеба: так вкусно! Это, пожалуй, лучшие минуты за весь день. Перед подписью — «обнимаю». И неровно выведенное сердечко.

* * *

Каждый день. Жить с таким красавцем, как Каспер.

Каспер обнимает ее при свете телеэкрана. Каспер — мужчина, о котором можно только мечтать. Она и не думала, что у нее когда-нибудь будет такой, в те времена, когда ее мечты были реальны, но не реалистичны. Стоило ей закрыть глаза, как на крыльце коттеджа появлялся крутой парень и уводил ее с собой. Нет, она бы ни минуты не сомневалась, успела бы только попрощаться. Лувиса, конечно, заплакала бы, а Андреа — нет, не пролила бы ни слезинки. Ведь он покажет ей лучшее, — любовь.

Оранжевый телефон в гостиной звонит, она поднимает трубку.

— Привет, Андреа, это я, просто хотел сказать, что люблю тебя.

Не слышать слов Каспера. Слышать лишь, как у него заплетается язык. Это означает, что он пьян, а «пьян» означает: не владеет собой, а «не владеет собой» означает: может произойти все что угодно, может быть, уже произошло.

— Ты встретил другую?

Знать, когда это прозвучит, и не уметь взять слова обратно — Андреа, грань близко, а за этой гранью он не выдерживает: «Прости!» Вечное слово. Слово-пластырь. Но кровь все равно идет.

Каспер уже бросил трубку.

Как Андреа заполняет пространство

У некоторых людей внутри много пространства. Способность во всем видеть красивое. Андреа старается, но у нее внутри слишком тесно, у нее слишком узкий, слишком темный взгляд. Как увидеть малое, если все вокруг такое безумно большое? Оно не умещается внутри.

Каспер называет ее (боже мой!) сильной и крутой. Вот Ирена — маленькая и хрупкая, ее Каспер утешает и защищает. Он снова говорит с ней по телефону омерзительно мягким голосом. Андреа вываливается из гамака, ударяется копчиком, кричит: «А-а-ай!» Но Каспер не прибегает, чтобы помочь ей подняться и утешить. Он кричит: «Как ты?» — прижимая трубку к груди, так что Ирена слышит, как бьется его сердце.

Андреа не отвечает. Поднимается, наполняясь протестом против всего. В основном против Ирены. Вы же обнялись, прежде чем ты уехал. Вы и сейчас обнимаетесь своими сахарными голосами. Ты что, не понимаешь, что она тебя любит?

Однажды она нашла письмо от Ирены. Украдкой, настороженно прочитала его. Читала снова и снова проклятые слова, бессвязные, как код, который невозможно расшифровать. Там было про ветер и про человека с собакой. Она же художник, Андреа! Она странная и необычная, не то что ты со своей честностью и душой нараспашку! Хорошо, а запутывать, нагромождать, ускользать — это что, красиво? Разве не глупо скрывать важное молчанием, украшенным словами? Андреа не пробраться сквозь слова Ирены, они предназначены не ей. Это слова-для-Каспера: он-то наверняка их понимает и восхищается, что Ирена отваживается писать так… как — так? И чужой голос Каспера в спальне — это тоже код. Андреа подбирается к нему (хоть и знает, что когда он говорит по телефону и старается сосредоточиться, так делать нельзя). Она целует его в шею, в ухо (то, что не занято Иреной), гладит его между ног.

— Андреа, прекрати.