Шолохов: эстетика и мировоззрение

«Самосознание как художественная доминант а построения героя, – отмечает М. Бахтин, – не может лечь рядом с другими чертами его образа, оно вбирает эти черты в себя как свой материал и лишает их всякой определяющей и завершающей героя силы. Самосознание можно сделать доминантой в изображении всякого человека. Но не всякий человек является одинаково благоприятным материалом такого изображения» [27, 84]. Григорий Мелехов является «благоприятным материалом» для изображения его самосознания как доминанты. Однако необходимо отметить, что момент «доминанты самосознания» приобретает у Григория особый оттенок именно в сложной мозаике отношений с другими характерами и героями романа.

Важно обратить внимание и на то, что «герой как самосознание действительно изображается, а не выражается, то есть не сливается с автором, не становится рупором для его голоса», и это возможно «при том условии, что… акценты самосознания героя действительно объективированы и что в самом произведении дана дистанция между героем и автором» [27, 86]. У Шолохова самосознание героя, а речь преимущественно идет о Григории Мелехове, и изображается, и выражается. Причем, даже тогда, когда самосознание героя «выражается», оно не становится «рупором автора». Это в принципе зависит не столько от разности художественных задач писателей, сколько от непосредственного различия человеческого материала, являющегося предметом изображения у Шолохова и у Достоевского.

Шолоховский Григорий осознает себя не только в силу внутренних особенностей своей человеческой индивидуальности. Его самосознание менее всего метафизично, и оно не оторвано от реальности социального и исторического бытия. Самосознание Григория вызвано к жизни прежде всего объективными обстоятельствами истории, ими определено. Оно входит полноправным элементом в структуру образа героя, причем, в третьей и четвертой книгах романа самосознание Григория становится доминирующий тенденцией. Такое понимание функций и содержательного плана самосознания героя позволяет более адекватно определить основу психологического анализа в произведении, особенно фундамент сложного сооружения «хоровой формы» психологизма заключительной книги «Тихого Дона».

«В толстовской «диалектике души» каждый человек излучал сложный мир своей индивидуальности, в хоровой форме психологического анализа – так, как она оформилась у Шолохова… – в одного человека включается целый мир» [9, 184], – пишет Л. Киселева. Так же, собственно, изменилось и самосознание Григория: от осознания только себя и своих частных психологических и интеллектуальных состояний оно расширяется до включения в себя всей напряженности отношений мира и человека, отношений людей друг к другу. Пик развития, кульминация самосознания Григория наиболее ярко выявляется в минуты острого осознания им своих трагических и ошибок и заблуждений.

Своеобразие и новаторство шолоховского психологизма – как отчетливее всего оно проявилось в образе Григория Мелехова – состоит в том, что в любой своей форме, независимо от традиции изображения, этот психологизм несет на себе отсвет объективных обстоятельств, определивших судьбу и характер героя таким, а не иным образом. Это обстоятельства социальной революции, эпохи кардинального преобразования общества, пробуждения к активной сознательной деятельности миллионов и миллионов людей. И Григорий Мелехов при всей своей особенной, индивидуальной судьбе представляет собой символ глубоко положительного начала жизни – пробуждения сознания масс, их определения своего места в новом обществе. Таким образом, доминантой образа Григория Мелехова будет являться не самосознание само по себе, но становление и развитие этого самосознания, отразившие глобальные проблемы новой жизни, новые формы ее осмысления народом.

* * *

Последние страницы «Тихого Дона» – о них можно говорить как о вершинном достижении в развитии психологизма писателем – лишены больших описаний внутренних состояний Григория. Психологический анализ теряет свои полномочия по отношению к другим героям или к иным психологически существенным слоям повествования, его преимущественным предметом становится Григорий и отчасти Аксинья. Сгущение психологического рисунка, самого тона повествования в финале романа достигается Шолоховым посредством разнообразнейших форм и средств психологического анализа; одним из них выступает психологический параллелизм сложной структуры.